Бабочки в моем животе, или История моей девственности - Татьяна Николина Страница 63

Когда я вернулась, на моем кресле сидела молодая женщина с девочкой лет шести. Смешная девчонка с темными косичками весело пританцовывала и крутила в руках мою коробочку.

– Положи на место, – прикрикнула на нее мать. – Это чужое. Нельзя подбирать где попало всякий мусор.

«Мусор? – где-то в глубине возмутилось мое сердце. – Это не мусор. Это же мой подарок».

И тут девочка сорвала крышку с коробки, и все, кто находился в аэропорту, внезапно забыли про свои дела и, устремив взгляды вверх, замерли.

Я застыла на месте и завороженно наблюдала, как десятки разноцветных фантиков поднялись к потолку и цветастым ворохом разлетелись по залу ожидания.

– Бабочки? Посмотрите, там бабочки, – толкнула меня в бок какая-то старушка. – Первый раз вижу бабочек в преддверии Нового года. Откуда они взялись?

– Из моего живота, – невпопад ответила я, наблюдая, как самая крупная из них, красиво кружа, уселась прямо на плакат с моим изображением.

«Объявляется посадка на рейс до Парижа», – объявил голос-робот, совершенно безразличный к бабочкам зимой.

В аэропорту меня никто не ждал. Я поймала такси, назвала нужный мне адрес и уставилась в окно. Новая жизнь встречала меня мутными лужами, мелким снегом и ночными огнями. Я ехала ей навстречу и понимала, что все это давно было предопределено судьбой. А я лишь покорный ее исполнитель.

Я вышла из такси и почти по щиколотку провалилась в лужу. Моя нога в тонком сапоге насквозь промокла. Но разве теперь имеют значение мокрые ноги? Я решительно нажала на звонок и поправила волосы.

Мужчина, появившийся в дверях, и ждал меня, и в то же время был удивлен моему приходу.

– Извини, я не дождался тебя в аэропорту. Боялся, ты уже не приедешь, – сказал он, помогая мне снять пальто.

– Рейс опять задержали, – ответила я, снимая мокрые сапоги. – Ты знаешь, я промочила ноги.

– Не беда, я согрею их, – ласково сказал он.

Я подошла к нему ближе и уставилась в глаза. Он молча на меня смотрел. В его взгляде я читала испуг и радость, отчаяние и надежду, бесконечное беспокойство и безмятежное спокойствие океана.

– Я люблю тебя, – прошептала я, безнадежно утонувшая в этих глазах.

Он ничего не ответил, лишь схватил меня и крепко прижал к себе. Мне было нечем дышать. Он будто бы хотел прирасти ко мне, превратиться со мной в единое целое. Слезы покатились из моих глаз быстрым неугомонным ручьем.

– Больше никуда тебя не отпущу, – шептал он, целуя мои мокрые щеки.

– Не отпускай.

– Обещай, что больше никогда не бросишь меня.

– Обещаю.

– Обещай, что всегда будешь рядом.

– Обещаю. Но у меня есть условие, – улыбалась сквозь слезы я.

– Какое еще условие? – спросил он, хватая меня на руки и кружа по комнате.

Я хитро улыбнулась и, вновь почувствовав себя дерзкой женщиной-кошкой, прошептала ему на ухо:

– Хочу заняться с тобой любовью прямо сейчас.

Он не стал мне отвечать. Лишь его губы, горячие и желанные, обожгли меня своим раскаленным безумством. И я вспомнила все. Наше пьяное знакомство в клубе, Шекспира в его библиотеке, поцелуи в листьях, танцы под дождем. Рядом с этим человеком мое сердце снова искрило, прошибаемое мощными разрядами, мечтающее взорваться и готовое умереть. И я подумала, что никогда бы не смогла жить без этих губ. Не спряталась бы от них ни в Париже, ни в песках Ниццы, ни в холодных местных метелях. Только он один заставлял мое сердце петь и приводил за собой хороводы бабочек даже в лютый декабрьский мороз.

Кожа на моем теле ныла в предвкушении его прикосновений. Она мечтала избавиться от одежды и нарядиться в его поцелуи. Я встречала мелкой дрожью каждое его прикосновение, каждое дыхание его губ на моей коже.

Конечно же это все давно было предопределено, абсолютно ясно. Я просто ждала его всю жизнь, мое тело, моя душа узнавали и отвергали все чужое, неродное, не свое, покорно и мучительно ожидая одного-единственного – его. Как же хорошо, что я его дождалась. Как хорошо, что нашла его, опознала из десятков, тысяч других губ-рук-сердец. И как хорошо, что он – первый. Как хорошо, что мне не придется стирать, вытравливать его нежностью, его страстью следы других мужчин с моего тела, из моей души.

Он прикасался ко мне легко и бережно, словно его губы и сами превратились в легких волшебных мотыльков, щекочущих меня своими разноцветными ажурными крыльями. Я слышала, как бешено колотится его сердце, готовое выпрыгнуть, разорваться в любую секунду. Я ловила его за щеки и вглядывалась в глаза, ясные, глубокие, любящие глаза океана. Как я могла принести им боль, как могла разбить это бьющееся ради меня сердце?

– Я люблю тебя, Кэт, – сказал он, нежно целуя меня в уголки губ. – Я так тебя люблю.

Я прижалась всем телом к его горячему, током бьющему туловищу. Он открыл на секунду глаза и наблюдал за моим лицом, словно не веря ему, будто чего-то страшась. Я вцепилась в его волосы и шепотом-поцелуем призналась:

– Я люблю тебя, Марат.

И мое тело воспарило над кроватью, над этим теплым домом, над городом. У меня больше не было вопросов, не было сомнений и раздумий. Все было просто и доступно. Я, он, наша любовь, наши живущие друг другом души, наши заставляющие биться друг друга сердца. Что может быть проще? Мое тело исполняло танец в ритме танго, а душа, как в лучшие моменты жизни, распевала чудесные гимны. Я поняла, что здесь, в этой спальне, с этим мужчиной, с его и моей любовью я нашла и свою новую жизнь. Я поняла, что счастлива. И тут же умерла.

Блаженство в моей голове напомнило о том, что я попала в рай. Марат довольно мурлыкал, уткнувшись в мои волосы. Я понимала, что так будет вечно. Я с поющей душой и танцующим телом и этот мужчина, поселившийся в моих волосах. Что может быть более странным? Удивительным? И прекрасным?

– Значит, ты меня все-таки обманула, – заявил он, не обнаружив на простынях ожидаемых следов дефлорации. – Я так и знал, никакая ты не девственница.

Я лишь загадочно улыбнулась в его подмышку.

– Или все-таки..? – внимательно изучал он мое лицо.

– Это важно? – ответила на взгляд я.

– Важно только то, что я тебя люблю, – серьезно сказал он, вздернув мой подбородок.

– И это правильно, – улыбнулась ему я.

– А еще важно… – загадочно замолчал он.

– Что?

– Важно знать – понравилось тебе или нет?

Я вылезла у него из подмышки, уселась на него сверху и задумчиво уставилась в потолок.

– Кажется, – наконец сообразила я, – я еще не распробовала.

И, забравшись с головой под одеяло, я потянулась губами к его пупку.

Я слишком долго этого ждала. И теперь собиралась наверстывать упущенное.