80000 километров под водой - Жюль Верн Страница 63

Тут росли губки всех видов: стеблевидные, листовидные, шаровидные, лапчатые. Внешний вид их вполне оправдывал названия корзинок, бокалов, прялок, львиных лап, павлиньих хвостов, перчаток Нептуна, данные им более склонными к поэзии, чем к науке, ловцами. Полужидкое студенистое вещество, пропитывающее волокнистую ткань губок, беспрестанно питает каждую отдельную клетку тонкими струйками, несущими жизнь. Получив пищу, клетка сокращается и выталкивает из себя лишнюю воду. Это студенистое вещество исчезает после смерти полипа; разлагаясь, оно выделяет аммиак, и от животного остается только волокнистая ткань, рыжеющая на воздухе и применяющаяся для разных целей в зависимости от степени своей эластичности, водопроницаемости и прочности.

Губки пристают к скалам, к раковинам моллюсков и даже к стеблям зоофитов.

Они заполняют малейшие расселины, каждую выемку в скалах, то расстилаясь вширь, то разрастаясь вверх, то свисая вниз, как коралловые полипы.

Я рассказал Конселю, что губок ловят драгой или вручную, причем последний способ считается лучшим, так как ныряльщики срывают их осторожней, без повреждений ткани, совершенно неизбежных при ловле драгой.

Из других зоофитов, кишевших вокруг губок, больше всего было медуз, отличавшихся очень красивыми формами. Из моллюсков здесь были кальмары, а из пресмыкающихся — морские черепахи и, в частности, так называемая суповая или зеленая черепаха, мясо которой мы с удовольствием ели в тот же день.

Рыбы водились здесь в изобилии. Вот обычный улов сетей «Наутилуса» в эти дни: скаты, в том числе орлиный скат, или морской орел, имеющий в ширину до полутора метров и весящий около двенадцати килограммов; рогатые кузовки с четырехгранным панцырем из костей и с длинными роговидными шипами над глазами; мурены, хищные рыбы из семейства угрей, с оригинально раскрашенным телом, передняя часть которых — яркожелтая, задняя — буроватая, а поверх всего тела идет темный мраморный рисунок; занки рогатый из семейства каранговых рыб, окрашенный в желтый цвет и перепоясанный черной и коричневой полосами; присоски из семейства колбнещуковых рыб, окрашенные в яркий карминно-красный цвет с темными полосами, — эти рыбки снабжены присасывательным аппаратом, образованным из хрящевого нароста, и присасываются очень крепко к камням или раковинам, выходя из неподвижного состояния только для того, чтобы наброситься на добычу или спастись от врага. Кроме того, в сети попадалось множество других рыб, которых мы уже видели в других морях.

Девятого февраля «Наутилус» плыл по самой широкой части Красного моря, между Суакином на западе и Йеменом на востоке.

В полдень, после того как помощник сделал наблюдения, капитан Немо присоединился ко мне на палубе.

Я решил не отпускать его, пока не выпытаю, куда он ведет «Наутилус».

Капитан Немо сам подошел, как только увидел меня, предложил сигару и сказал:

— Понравилось ли вам Красное море, профессор? Налюбовались вы уже его рыбами, губками и коралловыми лесами? Видели ли вы города, расположенные на его берегах?

— Благодарю вас, капитан. «Наутилус» дал мне эту возможность. Какое умное судно!

— Да, профессор, умное, смелое и неуязвимое! Оно не боится ни страшных бурь Красного моря, ни его течений, ни его рифов!

— В самом деле, — сказал я, — это море считается одним из самых опасных; если не ошибаюсь, у него была дурная слава еще во времена древних.

— Действительно, у него с давних пор отвратительная репутация. Греческие историки, да и римские тоже, отзываются о нем очень плохо. Страбон говорит, что оно негостеприимно в период дождей и северных ветров. Арабский историк Эдриди, называющий его Кользумским заливом, рассказывает, что корабли во множестве гибнут на его песчаных отмелях и что по ночам никто не осмеливается плавать по нему. По его словам, это море славится страшными ураганами, усеяно негостеприимными островами и «не имеет ничего привлекательного ни на поверхности, ни в глубине». Это мнение разделяют также Арркан, Агатархид и Артемидор [42]

— Видно, что этим историкам не довелось плавать на борту «Наутилуса», — вставил я.

— Совершенно верно, — улыбнулся капитан Немо. — Впрочем, в этом отношении положение современных историков не лучше, чем древних. Понадобилось много веков, чтобы обнаружить механическую силу, заключающуюся в море. Кто знает, увидит ли мир и через сто лет второй «Наутилус»? Прогресс, господин профессор, не торопится!

— Правда, — сказал я, — ваш корабль на целый век, если не на целые века, опередил свою эпоху. Какое несчастье, что тайна его умрет вместе с его изобретателем!

Капитан Немо не ответил мне.

После нескольких минут молчания он снова заговорил:

— Мы говорили, кажется, о мнении древних историков насчет опасности плавания по Красному морю?

— Да, — сказал я. — Вы считаете, что их опасения были преувеличены?

— И да и нет, господин профессор, — ответил мне капитан Немо, который, повидимому, основательно изучил Красное море. — То, что не представляет никакой опасности для современного корабля, прочно выстроенного, свободно выбирающего свой путь благодаря послушному его воле пару, — то было исполнено всяческих неожиданностей для кораблей древних мореплавателей. Надо представить себе эти дощатые суденышки, сшитые пальмовыми веревками, проконопаченные смолой и дельфиньим жиром! У них не было никаких навигационных приборов, и они плыли наугад среди неизвестных течений. В этих условиях крушения были — не могли не быть — рядовым явлением. Но в наши дни пароходам, совершающим рейсы между Суэцким перешейком и морями южного полушария, нечего бояться бурь Красного моря и встречных муссонов. Капитанам, команде и пассажирам этих кораблей не надо было приносить перед отплытием искупительных жертв, и по возвращении они не должны итти в ближайший храм благодарить богов за милость…

— Да, пар убил благодарность в сердцах моряков, — шутливо сказал я. — Кстати, капитан, вы так основательно изучили историю этого моря, что, вероятно, можете объяснить мне, почему его называют Красным?

— Древние дали ему это имя из-за странной окраски воды в некоторых его частях, — ответил капитан Немо.

— Однако до сих пор мы видели только совершенно прозрачную и никак не окрашенную воду.

— Верно, но, когда мы подойдем к концу залива, вы убедитесь, что там вода имеет красноватый оттенок. Я вспоминаю, что однажды видел в бухте Тор совершенно красную воду, как будто целое озеро крови.

— Чем объясняется эта окраска? Какими-нибудь микроскопическими водорослями?

— Да. Это слизистые выделения микроскопических растеньиц триходесмий, сорок тысяч которых умещаются на площади в один квадратный миллиметр. Возможно, что вам также удастся наблюдать этот феномен, когда мы посетим бухту Тор.

— Значит, вы не в первый раз посещаете Красное море на «Наутилусе», капитан?