Любовница - Аманда Квик Страница 63

Больше она не хотела ничего слышать.

— Ради Бога, Маркус!

— Но я был всего-навсего деревенским фермером. В то время титул принадлежал дальнему дядюшке, и я даже не догадывался, что в один прекрасный день унаследую его. А Нора…

Нора хотела от жизни гораздо большего, чем я мог дать ей. И она была красива, так красива, что ее родители строили на ее счет совершенно немыслимые планы. Они были уверены, что их дочь должна метить гораздо выше. Зачем ей какой-то мелкий сквайр! Когда Норе исполнилось восемнадцать, родители повезли ее на сезон в Лондон.

— И что же было дальше? — спросила Ифигиния, боясь услышать ответ.

— Она вернулась домой в июне, и все вдруг переменилось. Это была уже не та кокетливая, очаровательная, счастливая девочка, недавно отправившаяся покорять Лондон. Она сама бросилась в мои объятия и сказала, что только теперь поняла, что всегда любила только меня одного.

— Ясно. — Ифигиния опустила взгляд на свой веер. Непрестанно, нестерпимо бились в ее душе волны давней боли и гнева Маркуса.

— Я был столь наивен и неопытен, что поверил ей. — Маркус не отрывал глаз от ночной тьмы в окне кареты. — Она сказала, что не выносит городской жизни. Что хочет обвенчаться как можно скорее. Ее родители выразили самое горячее одобрение. Отец отвел меня в сторону и посоветовал отправиться в Гретна-Грин.

— Никакой длительной помолвки, как я понимаю?

— Каким-то образом все вдруг единодушно пришли к выводу, что незачем впустую тратить время и деньги. А я так любил Нору, что и не думал возражать. Мы отправились в Гретна-Грин. Брачная ночь прошла в гостинице. Я не мог дождаться, когда наконец Нора станет моей.

— Право, Маркус, сомневаюсь, что хочу услышать продолжение.

— Я так хотел ее. Я пытался быть нежным. Но той ночью она плакала. Мне казалось, она проплакала много-много часов. Она сказала, что я причинил ей ужасную боль. Что у меня грубые, мозолистые руки крестьянина. — Маркус взглянул на свои тяжелые кулаки. — Она была права. У меня руки фермера, и сам я был фермером.

Ифигиния затрепетала, вспомнив прикосновения этих рук. Сильных рук. Прекрасных рук. Такие руки заставляют женщину чувствовать себя прекрасной. Желанной. Защищенной. Глаза ее наполнились слезами.

— На следующее утро я увидел немного крови на простыне. Гораздо позже я узнал, что в тот день, когда мы уезжали в Гретна-Грин, мать Норы дала ей бутылочку с кровью. Но она напрасно так беспокоилась.

— Не понимаю, — прошептала Ифигиния.

— Даже если бы крови совсем не было, я никогда бы не заподозрил, что Нора уже спала с мужчиной. Я был девственником в брачную ночь. Я знал гораздо меньше, чем Нора.

— Но как ты догадался обо всем? — тихо спросила Ифигиния.

— Через месяц после свадьбы у нее случился выкидыш. Я едва не сошел с ума. Я не понимал, что происходит. Думал, Нора умирает.

— Боже праведный!

— Я бросился за доктором. После того как все было кончено, он и рассказал мне, что произошло. Добрый человек хотел успокоить меня, ибо не сомневался, что я отец и что ребенок явился причиной нашей поспешной поездки в Гретна-Грин. Он потрепал меня по плечу и заверил, что очень скоро у нас может быть еще один младенец.

— Ты сказал ему правду?

Маркус скривил губы:

— Нет, естественно. Разве кто-то захочет признаться, что его так жестоко одурачили? А потом, Нора… Она теперь была моей женой.

— И ты чувствовал, что обязан защищать и ее тоже, да? — спросила Ифигиния.

Маркус только пожал плечами.

— Много лет ты заботился о своем младшем брате. Твоей второй натурой стала потребность защищать и оберегать того, кто младше, кто слабее… Но что сказала тебе Нора?

— Когда я потребовал от нее ответа, она снова разрыдалась. А потом, не выдержав, выложила мне всю свою печальную историю. Ее соблазнил один из восхищенных поклонников, циничный молодой повеса, который искал богатую наследницу и вовсе не собирался жениться на моей Норе. Не собирался и скрывать свою победу от окружающих.

— Несчастная Нора.

— Она была опозорена. У нее не осталось никакой надежды на замужество, ее родители не обладали достаточным влиянием, чтобы заставить негодяя жениться.

— И тогда они увезли ее домой и заставили выйти за тебя.

— Они решили, что недалекий простодушный деревенский сквайр вряд ли когда-нибудь узнает правду. — Маркус снова взглянул на свои руки. — Они были правы. До сих пор я думаю: неужели я так бы ничего и не узнал, не случись у Норы выкидыш?

— Но разве ты не догадался бы обо всем, если бы ребенок родился на несколько месяцев раньше срока?

— Вряд ли. Я же говорю — я знал слишком мало. Мне бы просто сказали, что ребенок родился недоношенным, а я бы слишком хотел в это верить…

— Я слышала, что Нора умерла от лихорадки.

— Да. Через полгода после того, как потеряла ребенка.

— Дуэль! — прошептала Ифигиния. — Ты стрелялся на дуэли, да? После смерти Норы ты приехал в Лондон и послал вызов ее соблазнителю.

— Он назвал меня дураком — и был абсолютно прав. Он спросил, какое значение имеет все это теперь, когда девчонка мертва. Я ничего не ответил ему, да и что я мог ответить!

— Ты защищал честь своей жены, несмотря на то что она жестоко обманула тебя. Несмотря на то что ее уже не было в живых. — Горячие слезы текли по щекам Ифигинии. — Маркус, Маркус, как это похоже на тебя!

— Черт возьми, ты плачешь? — нахмурился он.

— Нет. — Она тихо всхлипнула.

— Очень надеюсь, что нет. Вся эта история не стоит слез.

— Нет, стоит, Маркус. Мне так жаль вас обоих — и тебя, и Нору. Боже мой, в каком, наверное, она была отчаянии, когда поняла, что опозорена и беременна!

— Да.

— Она была так молода и так напугана. Она была невинной глупой девочкой, позволившей соблазнить себя. Она нарушила самое строгое правило света и знала, что должна заплатить чудовищную цену за свой поступок. И тогда она кинулась к тебе — другу детства.

— Дело в том, — перебил ее Маркус, — что я любил ее так безумно, что взял бы любой. Я дал бы ей свое имя и признал бы своим ее ребенка. Если бы только она не обманула меня. Этого я не мог простить Норе.

— Потому что чувствовал себя одураченным?

— Я и был одурачен.

Ифигиния почувствовала холодок в желудке. Ведь она тоже обманула Маркуса. И теперь он, конечно, думает, что его опять водили за нос — и на сей раз уже она, Ифигиния.

Она наклонилась к Маркусу и положила руку ему на колено.

— Нора не дурачила тебя, Маркус. Никому не удалось бы это сделать. Ты вел себя с рыцарским благородством. Ты защитил ее честь и сохранил ее тайну.