Верхние Саванны - Жюльетта Бенцони Страница 63

— О восставших из гроба рассказывают не только на Санто-Доминго, дорогой Моблан. Не тут родилась мода на привидения.

— Но речь идет не о привидениях, то есть не о бесплотных духах, призраках. Я говорю о настоящих мертвецах, которых бесовская сила заставляет подниматься из гроба и словно бы возвращает к жизни, правда, жизни чисто физической, как у растений. Я не верю в привидения, шевалье, но я, клянусь вам, верю в зомби — именно так называют тех несчастных, которых лишили покоя после смерти… Не ездите туда, сударь. Вы лишитесь жизни, а может, и бессмертной души.

Распахнув рубаху, Жиль показал нотариусу серебряный крест, прощальный подарок крестного, аббата Талюэ, висевший у него на груди.

— Не бойтесь за мою душу, господин нотариус. Вашего Симона Легро я сражу земным оружием, а проклятия колдуньи — вот этим! Вы христианин?

Мэтр Моблан пожал плечами.

— Насколько вообще тут можно быть христианином. У нас нет священника, а те, что есть, немногого стоят. Господь забыл наш остров…

Его оборвал ужасный удар грома, прокатившийся над городом, тут же полоснула зеленая молния и с прорвавшихся небес хлынул поток…

Жиль запахнул на груди рубашку.

— Как видите, не забыл! Клянусь, он слышал ваши слова. А уж я очищу свои владения от колдовства, если понадобится, мечом и огнем. До скорого свидания, дорогой нотариус. Можете закончить свой завтрак. Кажется, вам необходимо подкрепиться…

Спрятав во внутренний карман документы, официально заверяющие его права на владение «Верхними Саваннами», и связку ключей, которую приложил к ним мэтр Моблан, Жиль снова сунул за пояс лежавший на столе пистолет, надел шляпу и, крикнув Понго, покинул дом служителя закона под испуганный шепот маленьких служанок, следивших за ними из-за каждой двери. Сезер куда-то испарился, они его так и не увидели.

Под испанским балконом, где Жиль и Понго оставили лошадей, их дожидались Лайа Финнеган, Пьер Менар и всего трое моряков, среди которых был Жермен.

— Вы хотели десятерых, сударь, — пояснил первый помощник капитана, — но у нас в конюшне осталась только одна лошадь, а купить удалось всего четыре. Я решил оставить остальных людей на корабле — не бежать же им десять миль на своих двоих…

— Разумеется, вы поступили верно. Вперед, друзья. Вы ведь знаете дорогу, доктор?

— Отлично знаю. Впрочем, тут и знать нечего. Ваши земли расположены в долине Лембе у самого подножия Красного Холма, недалеко от морского побережья и Порт-Марго. Любой укажет путь.

Маленький отряд выступил в поход, а между тем гроза продолжала обрушивать на город потоки воды, стекавшие в прорытые посреди улиц кюветы. Молнии полыхали одна за другой, гром грохотал так, будто вокруг Кап-Франсе колесила адская повозка. Улицы обезлюдели. Лишь несколько нищих прятались под деревьями, с которых ливень смывал лепестки пурпурных цветков, или стоически пережидали потоп под балконами. Но небо словно навеки налилось свинцом…

Вот и последние городские дома остались позади.

Пейзаж был восхитительным. Поля сахарного тростника и хлопковые плантации, а между ними — невысокие, беленные известью особнячки, составлявшие вместе с окружавшими их постройками: всевозможными мастерскими, мельницами и токами, хутора в квадратах, образованных оросительными каналами. Несмотря на грозу, черные рабы продолжали трудиться на полях: тут и там виднелись их согнутые спины — одни срезали высокие стебли тростника, и те с шелковистым шорохом падали на землю, другие тащили их к мельницам. Плантации кончились, пошли прерии, где пасся под дождем скот, и, наконец, холмы, покрытые густыми лесами, в которых кедр и красное дерево соседствовали с апельсиновыми деревьями, банановыми и веерными пальмами.

Сквозь пелену дождя окрестности виднелись нечетко, расплывались, как акварель на мокрой бумаге, и тем не менее упорно мчавшийся вперед, надвинув шляпу поглубже на лоб. Жиль подумал, что никогда еще не видел земель, которые можно было бы с большим основанием, чем эти, назвать земным раем. Плодородная земля позволяла получать урожаи, способные прокормить тысячи и тысячи людей. Однако служили они лишь для обогащения небольшой кучки плантаторов, к которым вскоре присоединится и он, хотя внутренне — так ему, по крайней мере, казалось — ему никогда не стать таким, как они: дух свободолюбия, который с детства жил в его груди, сопротивлялся жестокой эксплуатации человека человеком в том виде, в каком она существовала на острове.

Да, он хочет освоить новую роль — роль плантатора, но разве, в конце концов, плантатор не тот же крестьянин, только в большем масштабе?

Жиль хотел внести в новый для него мир свежий взгляд, дух благородства и трезвую оценку. А многочисленные предостережения лишь разожгли его отвагу, укрепили веру в собственную звезду. Легро такой же человек, из плоти и крови, а до чего уязвимы люди. Жиль знал по опыту: не раз приходилось ему участвовать в смертельных схватках. Что же до порчи, наговоров, колдовства, прячущегося в ночном тумане, то Турнемин рассчитывал побороть их своей неколебимой верой в Господа. И хотя неистребимая приверженность бретонцев ко всему необыкновенному, фантастичному и делала его, помимо собственной воли, причастным к таинственной истории с ожившими покойниками, но врожденная храбрость и яростное неприятие страха, чем бы он ни был вызван, позволяли ему спокойно ожидать сражения с невероятным противником.

Жиль не сомневался, что ему предстоит иметь дело с сатаной — уже не раз в своей недолгой, но богатой событиями жизни приходилось ему встречаться с этим врагом, принимавшим самые разные обличья. Турнемин узнавал его и в строгом монашеском одеянии, и под ханжески непримиримой личиной испанского инквизитора, его повадки проступали в безжалостной дикости пресловутого Тюдаля из Сен-Мелэна, в похоти будущей королевы Испании и даже сквозь благодушие, утонченный вкус и безукоризненные манеры одного из братьев короля. Какую маску он наденет теперь: белого палача или черной колдуньи — не имело для Жиля значения. Сражение неминуемо, и христианин с Божьей помощью одержит победу над нечистым. Не исключено, что лучшим оружием в этой битве станут доброта, милосердие и благородство по отношению к оторванным от родной почвы, обездоленным существам, возможно, и к страшному колдовству они прибегли, лишь чтобы хоть как-то противостоять своей ужасной участи, защититься и отомстить за себя…

Усилившийся ливень прервал размышления Жиля. На копыта лошадей налипали тяжелые комья глины, самый крохотный ручеек на пути вздувался кипящим потоком и с бешеной скоростью мчался по склонам, грозя сбить с ног переходящих его коней. Когда наконец отряд добрался до Лембе, пришлось отказаться от намерения с ходу перейти на другой берег — вода в реке бурлила и пенилась.

— Осталось немного, — сказал Финнеган. — Не лучше ли ненадолго остановиться и переждать ливень?

— Вы уверены, что он скоро кончится? Я слышал, что в сезон дождей он может лить не прекращаясь много дней подряд.

— Может, но это когда гроза действительно сильная. А сегодня все скоро стихнет.