Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - Анна Макстед Страница 63

В понедельник утром, придя на работу, я была уволена. Грег назвал это «временным отстранением», но все мы знаем, что это значит. Оказалось, этот мерзавец Рон меня «подстраховывал». Он сделал видеозапись, где мать Чарли целуется со своим бойфрендом в ночь на четверг. И где я перевожу камеру на соседний дом, когда это происходит.

Трудно передать, как мне противен Рон. Его голову, как шлем, плотно облегают темные волосы, вьющиеся жирными колечками. Кожа на лице вся в оспинах, как будто он живет в средневековье. У него покатые плечи. Он ненавидит женщин. Хотя меня, кажется, он отнес к классу женщин только после того, как надо мной поиздевались косметологи и парикмахер Габриеллы. Меня это сильно удивило. До сих пор я считала, что не могу раздражать ни мужчин, ни женщин. Я не настолько красива, чтобы это угрожало тем или другим, но и не настолько уродлива, чтобы это бросалось в глаза. Кета- ти, думаю, именно в уродстве Рона кроется его ненависть к женскому полу.

Поза Грега была весьма красноречивой: скрещенные руки, скрещенные ноги… короче, он был сильно раздражен.

— Ты не водила малыша к школе, ты водила его в парк.

— Что, великий сыщик Рон и там за мной следил?

— Нет. В колесах коляски ребенка оказалось много травы. А вокруг той школы нет никакой растительности.

— Знаешь, Грег, жаль, что моя невестка не такой профессионал в нашем деле, как ты. Она до сих пор уверена, что я водила ее ребенка на задание, и ее ничем не переубедить.

— Ты эмоционально отнеслась к делу, Ханна, я этого допустить не могу.

Я промолчала. Это несправедливо. Я «эмоционально» отнеслась к делу, потому что я женщина. Грег наверняка так думал. А если бы я была мужчиной, тогда бы выполнила все необходимое, несмотря ни на что. Грег так и поступал. Однажды, когда клиент попросил его изучить возможность взорвать местную налоговую контору, Грег, не поддаваясь сантиментам, сказал, что возможности нет, и содрал с него уйму денег.

— Вот, значит, как, — сказала я.

Грег вытаращил глаза:

— Нет, Ханна, не так. Ты на две недели уйдешь с глаз моих долой, посидишь, дома и подумаешь, нужна ли тебе вообще эта работа.

— А эти две недели мне оплатят?

— А ты сама как думаешь?

Я вздохнула.

— Ханна, у тебя есть способности, ты можешь стать хорошим детективом. Ты амбициозна, решительна, упряма, умна. Когда ты ко мне пришла, уже было ясно, что у тебя есть способности. И все же… сейчас… Ты не делаешь различий между доказанными фактами и неподтвержденными предположениями. Я знаю, у тебя свои проблемы. Но у кого их нет? Ты знаешь об отце Чарли только два факта: он разведен и хочет платить меньше алиментов. И на основании этого ты сделала вывод: он плохой человек. Но это не является доказанным фактом. Опасно так быстро делать выводы. — Я попыталась возразить, но он тут же пресек меня: — И не смей мне читать мораль! Ты никогда не старалась понять психологию человеческого состояния, а теперь ты вдруг решила этим заняться? Ты бросаешься в крайности! Ты начала идентифицировать себя с объектом. В чем дело?

Я скорчила гримасу под названием «я полная идиотка» и опустила глаза:

— Значит, берешь Рона на мое место?

— Нет.

Я позволила себе напряженную улыбку:

— Ну и правильно, потому что он идиот.

— Успокойся, — сказал Грег, избегая моего взгляда. — Однажды Рон отличился: разбил заднюю фару на машине объекта, чтобы легче было ее преследовать. Ну, разве не псих? Зачем нарушать закон? Мог просто купить отражательную полоску и приклеить на задний бампер той машины. Это такая небольшая пластмассовая полоска, двусторонняя, ее просто прикладываешь — и пошел себе, за две секунды управишься. Освещаешь ее своими фарами, и если закрепишь ее там, где подвеска спускается со дна машины, никто и не заметит. Ну да ладно, сейчас не об этом. Твое место останется вакантным еще две недели. Повторяю: постарайся за это время пересмотреть свои взгляды на моральную сторону нашей деятельности и решить, готова ли ты к ней. Я не говорю, что тебе надо кардинально меняться. Просто надо быть более… гибкой. Я плачу тебе не за то, чтобы ты меня обманывала. Если у тебя проблемы с выполнением задания, так и скажи.

— Да нет у меня проблем, просто это дело оказалось сложным для меня. Ты вообще видел маму Чарли? Похожа она на женщину, которая купается в роскоши? Спорю на что угодно, ее бывший платил ей гроши, а теперь хочет платить еще меньше. Я просто… из-за нас этот малыш чего-то недополучит. Грег, ты же всегда говорил, что мы должны видеть разницу. Но если мы ее не увидели?

— Конечно, хотелось бы думать, что мы стараемся ради благого дела, — сказал Грег. — Но наше сострадание не должно мешать нам, зарабатывать на жизнь, честно выполняя свои обязанности. Не нужно все воспринимать слишком лично, Ханна.

Я хотела ему возразить, что бывали случаи, когда он тоже не смог отстраниться и не воспринимать все близко к сердцу. Однажды к нему обратились дедушка и бабушка с просьбой помочь установить опеку над едва начавшей ходить девочкой, родители которой «не справлялись с родительскими обязанностями», как говорилось в официальных бумагах. От Грега требовалось подготовить первоначальный пакет документов и уведомить родителей. Поскольку далее предполагалось подписание родителями второго пакета документов, обострять отношения с ними было нельзя. Грег осторожно пробрался к дому по садовой дорожке, заваленной гниющими отбросами и собачьим дерьмом. Он открыл дверь и увидел в комнате ребенка трех лет с личинками мух на руке. Она протянула к нему ручонки, ее глаза, как рассказывал Грег, были размером с блюдца. Он не имел права даже дотронуться до нее, чтобы не испортить дела. Ему пришлось уйти. Я ждала его в машине. Он тут же позвонил в органы социальной защиты, сказал, что им надо немедленно приехать. Женщина на другом конце провода попыталась объяснить, что ее рабочий день закончен, но Грег ее уговорил. Его трясло. Конец этой истории был счастливым: старики получили опеку над ребенком. Они были «крепкими орешками», по словам Грега, но любили внучку безумно и готовы были сделать для нее все, что в их силах. И все же я знала, что в кошмарных снах он долго еще видел этого ребенка. Ясно было, что он искренне переживает все происходящее. Я знала, что для него очень много значило то, что ему удалось вырвать ребенка из рук таких родителей. А еще наш несгибаемый Грег был убит тем, что тот ребенок жил в приличном квартале, в большом городе, что соседи, видя, в каком состоянии девочка, не сделали ничего. Когда в тот день мы вернулись в офис, Грег заперся в своем кабинете. А вот мне ни в коем случае нельзя было эмоционально воспринимать дело! Но, конечно, я не стала ему всего этого говорить. Не хотела его расстраивать еще больше.