Шиворот-навыворот - Виктория Волкова Страница 63

— Обыкновенно смотрю, — ничуть не смутился он.

— Вообще, ты очень изменился, — задумчиво произнесла Вера. Внимательно посмотрела на Бумеранга и добавила: — Очень, как будто и не ты это вовсе.

— Знаешь, наверно, ты права, я сам чувствую, как изменился, — счел за благо согласиться Бумеранг. — Еще и болезнь эта. Мать вчера жаловалась бабке, что от меня остались кожа да кости, что даже взгляд поменялся. Я много видел такого, Вера, о чем предпочел бы никогда не знать. Любой бы человек поменялся в таких условиях. И я не исключение. Если тебе неприятно со мной общаться, не приходи, я пойму.

Удивленная Вера молчала.

Бумеранг и сам был немало удивлен собственным монологом. После таких разговоров Вера стояла первой в очереди на встречу с настоящим Костюком. Но почему-то ему не хотелось ее туда отправлять. Он дал себе слово, что прибьет каждого сомневающегося в том, что именно он — Юра Костюк. Но пока никто и не сомневался. Только Вера.

Казалось, что тема закрыта, что он убедил ее своим проникновенным признанием. Тем более что тогда она не ушла. К этому разговору они вернулись через пару месяцев. Когда на дворе потеплело и стало возможным выходить на улицу. В тот день Бумеранг решил прогуляться по деревне. Что руководило им — кураж или наглость, он не мог определить. И того, и другого у него было в избытке. Он потихоньку оделся и побрел во двор, надеясь постоять на уже весеннем солнышке. Мать вызвалась было пойти с ним, но Бумеранг остановил ее:

— Не надо, мама. Я сам. А то совсем в инвалида превращусь. — Взял бабкину палку и потихоньку поплелся во двор.

Он испытывал к матери чувство бешеной благодарности за то, что выкупила его у хозяина. Бумеранг сам слышал, как она шепотом рассказывала Веркиной матери, тете Тае, о том, чего ей это стоило. Называла сумму около штуки баксов.

Все-таки сволочь хозяин — и общак взял, и из бедной женщины последнее вытряс. Заработал на жизни и смерти. Его родная мать не сделала бы для него и половины. А мама… Бумеранг уже начинал думать о матери Костюка, как о своей собственной. Та ростовская женщина, которая когда-то дала ему жизнь, больше его не интересовала.

Он походил по двору, потом посидел на завалинке. Но сидеть скоро надоело, и Бумеранг поплелся мимо кустов смородины, что росли вдоль дорожки, тяжело опираясь на палку. Хорошо, что его никто не видит. Кроме матери. Вон она выглядывает в окошко и радостно машет ему.

— Я пойду, выйду за калитку, — крикнул он ей и, распрямив спину, упрямо зашагал к калитке. Он двигался медленно, словно боясь оступиться, и осматривался по сторонам, как и любой другой, оказавшись в незнакомом месте. Сзади кто-то громко разговаривал, какие-то парни. Сейчас поравняются с ним, и он кивнет им. Это великое счастье, что Костюк был нелюдимым и не имел друзей. Только эта странная Ольга. То ли большая любовь, то ли верный соратник. Даже с соседской Верой отношения были враждебные.

— Я тебя раньше, до болезни, терпеть не могла, — призналась она. — Вечно у тебя были какие-то закидоны.

— Посмотри, Глыба, у нас в деревне открыли дом престарелых? — громко спросил кто-то сзади.

Бумеранг не стал поворачиваться. Местная шпана. Им только дай поглумиться, покажи слабину. Он сам был таким. И приставал на улицах к девчонкам с вопросами типа:

— Девушка, а вашей маме зять не нужен?

Главным был не ответ, а реакция. А все реагировали по-разному, кто-то смеялся, кто-то сердито шарахался в сторону. Но всегда казалось так весело.

— Это не старик, Пряник, ты перепутал, — заорал кто-то совсем рядом дурным голосом. — Это же Костюк, чмо болотное. Глянь, этот придурок с бабкиной палкой вышел. Эй, козлик, повернись, когда с тобой большие люди разговаривают.

Кто-то с силой дернул его за плечо.

Бумеранг повернулся. Двое широкоплечих парней стояли и откровенно смеялись над ним. Мало кому удавалось уйти безнаказанным, назвав Вову Нестерова чмом, да еще и болотным. Но придурошный Костюк, наверное, должен был это стерпеть. Зато ни один нормальный мужик, тем более побывавший на зоне, никогда не стерпит никакого козла, или даже козлика.

Он не стал с ними разговаривать, а лишь поудобнее перехватил палку.

"У них, пожалуй, кулаки побольше моих будут", — пронеслось в голове. Но Бумеранг мало когда думал в драке. Герт и Пахом постоянно сердились за это.

"Там, где можно решить спокойно, ты начинаешь бить. Ты дерешься со всеми, даже с нашими друзьями. Из-за тебя постоянные проблемы" — возмущался не раз Герт. И сейчас разговаривать не хотелось.

Пальцы обхватили палку, как когда-то обхватывали эфес рапиры. Вова Нестеров посещал секцию фехтования ровно столько, сколько читал "Три мушкетера". Но навыки пригодились в уличных драках и ни разу не подводили.

Вот и теперь он резким движением выкинул палку вперед, целясь обидчику в переносицу. Тяжелый кусок дерева обрушился на тонкий хрящ, но не проломил его. Следующий удар пришелся в солнечное сплетение. Глыба, а это был он, согнулся пополам. Затем последовал удар в пах. Оторопевший Пряник жался к забору. Глыба упал в месиво из талого снега и грязи. Бумеранг наступил ногой ему на горло.

— Запомни раз и навсегда, — тихо сказал он. — Меня зовут Юрий Игнатьевич. Впредь так ко мне и обращайся. И называть меня чмом или козликом не советую, для здоровья очень вредно. А теперь извинись.

Глыба что-то пытался сказать. Но из горла, сдавленного башмаком Бумеранга, вылетали какие-то клокочущие звуки.

— Нет, так не пойдет, — Привередливый Юрий Игнатьевич не удовлетворился ответом. Тем более что Вова Нестеров привык полностью повергать противника. Он снял ногу с горла своей жертвы.

— А теперь повтори.

— Извините, Юрий Игнатьевич, — пробурчал Глыба и добавил сквозь зубы: — Тебе достанется, ты что, не знаешь, с кем связался, урод?

— Ты мне не угрожай, паскуда, а то еще нарвешься, — так же сквозь зубы ответил Бумеранг, сильно ткнув Глыбу под ребром ногой за урода, и увидев, что вокруг начал собираться народ, заявил: — Сам запомни и другим передай, я вас, шпану, теперь душить буду.

И побрел обратно к дому, осторожно ступая по мокрому снегу, словно боясь поскользнуться.

— Мы еще вернемся, мы тебе такое устроим, Рембо хренов, — услышал он вдогонку.

Около калитки он увидел Веру.

— Кто ты? — шепотом спросила она. — Ты ведь не Юра?

— Глыба сказал, что я Рембо, — хохотнул Бумеранг как ни в чем не бывало. А про себя подумал: "Вот чертова кукла. Будет задавать такие вопросы, придется что-то решать". Но решать не хотелось. Хотелось уткнуться ей в волосы, поцеловать где-то за ухом. Что и говорить, хотелось…

— Они просто так этого не оставят, — печально проговорила она. — Они начнут мстить, их тут все боятся. Забыл, что ли, как они били тебя?

— Теперь я их бить буду. Не бойся, все обойдется. Пошли лучше в дом. Мать шанежек напекла.