Любимая - Джил Грегори Страница 63

Еще не договорив, Коул уже понял, что сделать это следует ему. Неожиданно благополучие и безопасность Джулианы стали наиважнейшим делом его жизни. Не «Огненная гора». И даже не желание рассчитаться с Джексоном и Маккреем. Только Джулиана. Он хотел быть уверен, что никто не причинит ей вреда.

Очевидно, что-то отразилось в его глазах – слабый отблеск обуревавшего его чувства, потому что лицо Джулианы внезапно просветлело, на щеки вернулся румянец, и теперь она напоминала очаровательного ребенка, которому пообещали долгожданное удовольствие. Поддавшись порыву, она бросилась ему на шею.

– Коул, ведь я небезразлична тебе, правда? – восторженно прошептала Джулиана. – Ведь тебя пугает то, что может случиться со мной, если я попаду в руки Брина.

Коул нашел в себе силы высвободиться из ее объятий.

– Я чувствую себя ответственным за тебя, – признался он, с трудом подбирая слова. – Точно так же, как я отвечаю за свое имущество, за лошадь…

– За… лошадь? – Пламя надежды, вспыхнувшее в Джулиане всего минуту назад, померкло. Глаза наполнились слезами. – За лошадь, – ошеломленно повторила она.

– Я хотел сказать… – Коул почувствовал себя нашкодившим школьником. К черту и ее саму, и ее глаза, которые сводят его с ума! – Я хотел сказать, что не мог бы оставить оседланную и взмыленную Стрелу в грозу под дождем. Так и тебя я не могу оставить, пока не закончено дело с Маккреем. – Ему понравилось это сравнение – для него оно было исполнено глубокого смысла. – Я пришел к выводу, что мне лучше будет держаться поблизости и помочь твоим братьям разобраться с этим делом. А еще я хотел бы убедиться, что Брин больше не пристает к тебе. Если твои братья рискнут отправиться в Денвер, не исключена вероятность, что их схватят и посадят под замок. Я должен поехать с ними.

– Ты делаешь это ради меня?

– Предложив такое огромное вознаграждение, Брин втянул меня в то, к чему я не имел никакого отношения. Теперь же для меня важно вернуть все на свои места.

Его доводы звучали вполне убедительно. Проклятие, он сам почти уверился в том, что именно это и удерживает его здесь. Он разберется с Маккреем и Брином, а потом уедет. Навсегда исчезнет из ее жизни. У него хватит на это сил, сказал он себе, надо только убедиться, что Джулиане ничто не угрожает и что ее братья, отказавшись от прежнего образа жизни, обеспечат ей достойное существование.

– Очень мило с твоей стороны.

Джулиана повернулась к Коулу спиной и подошла к очагу. Поднимавшееся от него тепло достигало самых отдаленных уголков хижины. Джулиана поняла, что дрожит. Горный воздух очень холодный, тонкий шелк платья не может надежно защитить ее. А вдруг холод поселился в ее сердце, подумала Джулиана, оно умерло и превратилось в кусок льда?

Она предоставила Коулу Роудону возможность признаться в любви или хотя бы в том, что она ему не безразлична. Он же заявил, что несет ответственность за нее и беспокоится о ней так же, как о своей лошади. Эти слова отдались в ее душе мучительной болью. Она фактически бросила себя к его ногам, а он спокойно заявил, что она значит для него не больше, чем эта чертова лошадь.

Ну что ж, прекрасно. Она ошибалась во всем, что касалось их отношений. Женская интуиция подвела ее. Он ее не любит.

– Естественно, мы с братьями заплатим тебе за работу, которую ты для нас выполнишь. У меня есть деньги в кошельке… – Она неожиданно замолчала. – Я оставила его в хижине.

– Завтра я привезу его.

– Ты собираешься вернуться в хижину? Сейчас? Один?

Коул невольно усмехнулся:

– Я уже большой мальчик, ангел мой, и не боюсь темноты.

– Сколько ты хочешь… за помощь мне?

Коул был готов застонать. «Нисколько!» – едва не выкрикнул он. Увидев страдальческое выражение лица Джулианы, он понял, что причинил ей боль, хотя и не желал того. Ему хотелось сжать ее в объятиях и целовать, пока она не задохнется, пока не поймет, какие чувства он испытывает к ней. Однако он знал, что от него требуется совсем иное: убедить ее в том, что он просто занимается своим делом, работает за плату, выполняет свои обязательства и тем самым набивает свои карманы. Возможно, тогда она забудет о нем и откажется от глупых грез, которые он пробудил в ней, не желая того. Возможно, она встретит мужчину, способного дать ей спокойствие и безопасность, детей и дом. Он же этого сделать не может. Судьбой это ему не предназначено. Ему суждены одиночество и опасность, его удел – скакать по долинам и горам, охотиться на людей, решать свои проблемы и становиться проблемой для других.

– Наверное, ты не расслышал меня. – Голос Джулианы дрожал, однако ее лицо, освещенное лунным светом, было спокойно. – Я спросила, сколько ты хочешь за помощь мне.

– А сколько у тебя есть? – выдавил Коул.

– Около сорока долларов. Уверена, у Уэйда и Томми тоже есть кое-что.

– Отлично. – Коул ненавидел себя лютой ненавистью. Но он делает это ради нее. – Сотня долларов кажется мне разумной суммой, – набрав в грудь побольше воздуха, выпалил он.

– О да, – еле слышно пробормотала Джулиана. – Разумной.

Коул направился к двери, и она ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

Работа. Для него это только работа. Так было всегда. Как же она могла так глупо ошибаться?

Ее колени дрожали, ладони покрылись холодным потом. Коул открыл дверь и растворился в ночном мраке. Джулиана услышала, как он небрежно бросил через плечо:

– Спокойной ночи, хозяйка.

Он ушел. Джулиана осталась одна. Она дрожала, как осенний листок, подхваченный злобным зимним ветром.

Спустя минуту в хижину, хохоча и обмениваясь шутками, ввалились Уэйд, Томми и остальные мужчины. Джулиану окружила атмосфера веселья и добродушного подтрунивания друг над другом, которая, очевидно, была свойственна этой группе людей. Возможно, Томми еще не отказался от мысли потанцевать. Она же совсем была не расположена к танцам. По идее, эта ночь, о которой она столько мечтала, должна бы стать самой счастливой в ее жизни – ведь она нашла братьев, – однако ею владело безграничное одиночество.

Радость и сердечность встречи, ощущение сплоченности и всеобщей любви исчезли. Коул ушел и забрал с собой ее счастье. Возможно, ей больше не суждено испытать того, что было между ними прошлой ночью: душевной близости, нежности, всепоглощающей страсти. Джулиана чувствовала себя опустошенной.

До чего же она глупа! Ей не следовало верить своим чувствам. Не следовало даже допускать мысли о том, что он относится к ней серьезнее, чем к танцовщицам и шлюхам, которых, без сомнения, часто навещает в городах, лежащих на его пути. Наивная дурочка, вот она кто. Глупышка, решившая, что, если мужчина спас ей жизнь и поцеловал, значит, он что-то испытывает к ней, причем нечто большее, чем к своей лошади.

К тому времени, когда все угомонились, Джулиана уже справилась с собой. Взгляд ее стал ясным, улыбка – ослепительной. Она даже согласилась потанцевать с Томми. Легко переступая по дощатому полу, она в конце концов убедила себя в том, что никто не догадывается о ее душевных муках.