Любовь без границ - Джоанна Троллоп Страница 62

Вернувшись с лекционного турне по Голландии, Рэндольф Ачесон обнаружил, что в его отсутствие жена успела завести целую группу друзей, которые, к некоторому его удивлению, были старше ее минимум на двадцать лет, максимум на сорок. Однако дальше удивления дела не пошло. Рэндольф не только не был против, а, наоборот, испытал тайное облегчение. Зная, что Блуи по природе общительна, он сильно огорчался тем, что в Оксфорде у нее с этим не ладится. Ей все никак не удавалось влиться в приемлемый социальный круг, и невольно приходило на ум, что, как несостоявшийся ученый, она чувствует себя гадким утенком в лебединой стае, и стая это отлично понимает. Подающая надежды аквабиолог, на которой Рэндольф женился семнадцать лет назад, с готовностью променяла лабораторные опыты и диссертацию на кулинарные рецепты и каталоги готовой одежды. Хотя Блуи никогда не признавалась в этом в открытую, у нее не было и зачатков академического склада ума. В солидном пригороде Чикаго, где она родилась, было принято, чтобы девушка после школы непременно продолжала обучение, и она оказалась в колледже, чтобы не отделяться от коллектива, хотя больше всего на свете любила возню у плиты и шумные, веселые компании. Поначалу она еще брала на себя труд это скрывать, но с течением лет стала демонстрировать свои предпочтения без малейшей неловкости, даже с гордостью.

Круг новых друзей означал частые отлучки Блуи из дому, и это было поразительно кстати, так как сам Рэндольф уходил на работу к половине девятого и нередко (особенно если обедал в колледже, предоставившем ему лабораторию) задерживался там до половины одиннадцатого. К тому же домашний уклад остался прежним: рубашки стирались и гладились вовремя; запас апельсинов в холодильнике не иссякал, а значит, к завтраку всегда был его любимый сок; домик, который они снимали в Оксфорде, по-прежнему сиял чистотой, и цветы в вазах регулярно обновлялись, радуя глаз свежестью красок. Единственным (и приятным) новшеством было то, что Блуи перестала приставать к Рэндольфу с просьбами вывести ее в кино или в ресторан. Короче, появление в ее жизни эксцентричных англичан имело чисто позитивный эффект.

— Это очень приличные люди, — подтвердил Гарт, когда Рэндольф поинтересовался его мнением. — Тебе бы понравились. Своеобразные, будто из старинного романа.

Блуи и сама скоро начала так думать. Обитатели виллы Ричмонд в самом деле словно сошли со страниц книги, причем книги по-настоящему интересной, действие которой развивалось в иные времена и в иной, более интригующей обстановке. Это была весьма разношерстная компания, поэтому жизнь там шла как бы сразу во многих плоскостях, а обстановка завораживала целыми стенами книг, странными картинами и эстампами, обилием подержанной, но поразительно удобной мебели, с полным безразличием к тому, что модно, а что устарело. Знакомство с Джеймсом, Хью и Леонардом, а также мисс Бачелор и миссис Ченг стало для Блуи своего рода откровением, словно, войдя в музей восковых фигур лучших представителей прежних времен, она нашла их полными жизни. Постепенно проникаясь их проблемами, она тянулась к ним сердцем, сочувствовала, и сопереживала, и все больше сознавала, как много общего в их душевной боли с тем, что испытывала она сама, год за годом наблюдая, как человек некогда близкий и дорогой становится все более чужим, далеким, попросту нудным.

После рождения Гарта Блуи утратила всякий интерес к аквабиологии. Рэндольф был неприятно этим поражен и горько ее упрекал, а она, хоть и слегка пристыженная, быстро утешилась простыми домашними обязанностями. Они стали ее прибежищем в вялотекущем семейном конфликте, средоточием всего лучшего, прямой противоположностью холодному стерильному миру науки. Понимая, что муж может только презирать ее за успехи в рукоделии или кулинарии, она с тем большим пылом предавалась тому и другому, украшая диваны вышитыми подушечками, изобретая изысканные блюда. Много лет она говорила себе, что ей глубоко безразлично чужое мнение, но, видя, как восхищают ее таланты Джеймса и Хью, поняла, что изголодалась по признанию. Что она, в сущности, очень одинока. Чем бы она ни занималась на вилле Ричмонд: пекла ватрушки или пришивала к рубашкам вечно отлетающие пуговицы, — наградой бывала горячая благодарность. Это было прекрасно. Это было как выйти на цветущий, залитый солнцем луг после долгих блужданий по сырой и мрачной чаще.

Солнце в душе сияло особенно ярко, когда рядом бывал Джеймс. Он ни словом ни обмолвился о Кейт, но Хью был не из тех, кто держит язык за зубами. Заходил разговор и про Джосс. Поначалу Блуи думала, что эта серая мышка неподходящая пара для Гарта, который был красив, хорошо сложен, спортивен, аккуратен и, конечно же, заслуживал кого-нибудь получше. Но раз уж Джеймс был горячо привязан к этой девочке, у нее наверняка имелись достоинства, которые не заметила Блуи. Она не отказалась бы знать и то, насколько горячо Джеймс привязан к Кейт, но не решилась расспрашивать как из чувства такта, так и из смущения. Оставалось тешить себя надеждой, что ему не так уж плохо живется. По крайней мере несчастным он не выглядел — в смысле не выглядел человеком, который сохнет по утраченной половине. В отличие, между прочим, от Хью. На редкость привлекательный, обаятельный, пожалуй, даже сверх меры, он тем не менее явно страдал от душевной раны. Блуи мельком видела его юную и хорошенькую, но очень печальную жену и знала о существовании близнецов. Таким образом, не за горами был день, когда Хью опомнится и, пристыженный, вернется к жене и детям, а Джеймс… Джеймс, оставшись на вилле Ричмонд в сомнительной компании своего вздорного дяди, почувствует себя еще более одиноким и сполна оценит искреннее участие милой женщины.

Да-да, милой. Именно такой он считал Блуи. Вообще это было самое распространенное слово в его общении с ней.

— Как мило с вашей стороны! — восклицал он при виде изысканного салата, приготовленного ею на ужин, или наконец отстиранного мохерового жилета Леонарда, или горшочка с фиалками на рабочем столе в кабинете. — Я чувствую, что мы бессовестно эксплуатируем ваше добросердечие.

— Мне все это очень приятно.

— Знаю и как раз это нахожу милым.

— А чем, скажите на милость, я бы занималась, не будь вас всех? На работу я не хожу, Рэнди и Гарта весь день нет дома. Я вам еще не надоела?

— Что вы, как можно?! Просто это неравноценное сотрудничество. Мы не можем сполна вам воздать и мучаемся угрызениями совести.

— В моих глазах это лучший из видов сотрудничества, — многозначительно произнесла Блуи.

— Правда? В таком случае сердечно благодарен. — Джеймс поцеловал ее в щеку и отстранился не сразу, так что надежда еще больше расправила крылья.

И все было бы чудесно, если б эти радужные перспективы не заслонялись иногда силуэтом мисс Бачелор. Она не жила на вилле Ричмонд постоянно, но частенько туда заглядывала, наводя на Блуи не то чтобы страх, но трепет, подобный тому, который она привыкла испытывать в присутствии Рэнди. И не только это. Не будь мисс Бачелор, мягко выражаясь, в возрасте, Блуи решила бы, что она неравнодушна к Джеймсу. Это были, конечно, домыслы — особа настолько старая, достойная, высохшая и высокоинтеллектуальная просто не могла опуститься до такой тривиальной вещи, как нежные чувства. И все же каждый раз, глядя на Джеймса и заново отмечая его достоинства: доброжелательный, понимающий взгляд человека с большим жизненным опытом; серебристую гриву густых, небрежно зачесанных назад волос; аристократическую посадку головы и форму рук; небрежную легкость движений, свойственную тем, кто в ладу с собственным телом, — она угадывала (не разумом, а чисто интуитивно), что способность испытывать нежные чувства зависит не от возраста и не от склада характера, а от того, есть ли рядом подходящий объект.