Ниточка судьбы - Елена Гонцова Страница 62

— А цель?

— Посмотрим, — сказал Кравцов. — Может, и нет никакой цели. Дьявольский процесс развивается самостоятельно. А в нем своя, другая цель. И она достигнута.

— Пожалуй что да. Ведь я теперь, Павел, ничего не хочу. Ни Москвы, ни Питера, ни дома родного. Домой возврата нет. И это было целью? Но чьей?

— Это вам должен был рассказать Алексей.

— Он говорил что-то, да я не слишком была внимательна.

Стрешнева подумала, что Кравцов охладел к ней. И напрямую спросила об этом.

— Да что вы! — удивился он. — С вами, как говорится, интересно. Вы как солдат: он спит, а служба идет.

— Кажется, я столь долго спала, что уже ослиные уши выросли.

— Опять вы шутите, — огорчился Кравцов. — Что у вас за стиль такой в последнее время? Раньше я просто любовался вами. Встревоженная, серьезная, даже суровая.

— Знаете, я ведь всего лишилась в одну секунду. Вернее, в один день. Это произошло у вас на глазах. Все, что я придумала за эти четыре года, плохое и хорошее, всякое разное, — все это рассыпалось, развалилось, перестало существовать. И вы мне предлагаете с этим жить?

— Так кто же виноват?

— Вельзевул, — ответила Вера. — Не иначе он лично подсуетился. Смерть моя пришла, короче говоря. Я должна слиться с неведомым коллективом и перестать трепыхаться. Примкнуть и прилепиться. Стать как миллиард других. Это для меня равноценно смерти. И самой лютой. Причем я знаю, что за этой моей смертью кто-то насмешливо наблюдает. Вот что самое безобразное. Я бросила дом родной, мать, отца, жениха, — продолжала Вера, забираясь в кресло и поджимая под себя ноги, — и пожелала себе, как говорится, доброй ночи. Всемирной. Надеясь, что мне будет уютно в этой ледяной, меховой полости. Вот скажите, откуда я все это взяла когда-то? Кто же меня так низко обманул?

— Я же говорил, что с вами интересно. Просто блеск непрерывный, в глазах рябит. — Кравцов уже явно сердился и, для того чтобы это скрыть, принялся взбалтывать коктейль из мартини, коньяка и содовой.

— Не знаю, что у вас ко мне за интерес, — немного подумав, заявила Вера, — но мне неимоверно стыдно перед вами, Павел. Я просто из кожи вон лезла, чтобы играть несвойственную мне роль. Пропади все пропадом, если ничего, кроме этого, мне достигнуть не удалось. Есть миллион способов пристойного жительствования на белом свете. Отрадно, что я дозрела до способности называть великолепного взрослого человека просто по имени. Это превосходит мое воображение. Не говоря уж про безобразные мечты о мировой славе. Они унесены бурей. Я счастлива. На том до свидания, Павел. Ухожу в свою жизнь обратно. И будь что будет.

— Я не хочу отпускать вас, — ответил капитан Кравцов. — Совершенно неизвестно, что может с вами произойти в любую минуту.

— А как бы вы могли воспрепятствовать? Да и зачем? Мне кажется, все в прошлом. Напридумывала себе страхов и ужасов! А на самом деле, может, все это не так.

— Я думал, что вы здравомыслящий человек! — Кравцов готов был перейти на крик. — Вас чуть не убили, за вами охотились все время, как вы прилетели из Норвегии. Обокрали и сожгли квартиру вашего питерского приятеля, между прочим, те же люди… В той квартире погиб человек, и вы могли оказаться там вместе с ним!

— Почему я должна вам верить? Как я могу знать, что вы именно тот, за кого себя выдаете?

— Сейчас я ничего не смогу вам объяснить, просто приказываю, прошу, наконец…

— На каком основании вы мне приказываете?! Господи, что же такое, наконец, происходит, обложили меня, как волки! Кто вы вообще такой?! Мент вы, вот кто вы такой, как и все, и нечего из себя корчить Робин Гуда!

— Я понимаю вас, Вера, — Кравцов был смущен, — и знаю, что про нас говорят.

— Ну и что говорят, что?! — гремела Стрешнева.

— Что честный мент — это оксюморон, как горячий снег, а продажный мент — тавтология, масло масляное то есть.

— Оксюморон, тавтология… Где только слов таких нахватались…