Духи и сигареты - Юлла Островская Страница 62

Летом в прокат вышел фильм. Алесандр получил несколько премий, начались съемки по его сценарию с ним же в одной из главных ролей. Осенью он дописал и продал еще один сценарий, снова получил премию. Потом он поработал ведущим модного и скоротечного ток-шоу. Пришлось наконец купить машину. Зимой он принял участие в нескольких новогодних телемюзиклах, отыграл спектакль в театре, женился. Весной написал еще один сценарий, развелся. Летом не покидал съемочную площадку, исполняя обязанности второго режиссера полнометражного фильма по произведению классической литературы и параллельно снимаясь в нашумевшей мыльной опере…

* * *

Жанна пришла в августе.

Пришла к Кристине. В небольшую квартиру на Васильевском острове. Она курила, сидя у подоконника, глядя в окно. Она сказала, что мужчины коварны, что им нельзя верить, что они глупы, бездарны и эгоистичны.

— Он меня разгадал, — сказала она, открывая вторую пачку сигарет. — А когда разгадал, ему уже ненужно и неинтересно. Мужчины всегда любят до тех пор, пока чего-то не знают, покуда есть тайна. Потом ты оказываешься им не нужна.

Она сказала, что мужчины — это материал, из которого можно сделать то, что ты хочешь, но когда этот материал начинает сопротивляться, его надо просто выбросить. Правда, некоторый материал — как глина. Его мало выбросить: надо сначала долго соскребать с рук, а потом отмываться.

Кристина ответила, что ничего не поняла из слов Жанны и что все это не имеет значения.

А Жанна смотрела на Кристину и улыбалась. А потом она сказала «спасибо» и коснулась ее губ.

Жанна сказала, что они уедут в Гвадалахару, вдвоем — только она и она.

А Вита сказала, что у Жанны кризис среднего возраста, и, когда он пройдет, та бросит Кристину.

Кристина ответила: главное — что Жанна теперь здесь и что наконец-то они вместе.

И она уехала с Жанной.

Какое же это было счастье — спустя столько времени проехать в метро! Выйти в душный августовский вечер. Небритым, загорелым, в шлепках, драных джинсах, майке с глубоким вырезом. Пройти по широкому проспекту (справа — парк аттракционов, слева — гостиница). Пройти до самого конца. Остановиться только у озера, где плавают белые лебеди. Большие и совершенно белые лебеди.

Алесандр присел на корточки, сорвал немного травы и протянул птицам. Один из лебедей подплыл и схватил угощение упругим, твердым плоским клювом. Смешным было это его прикосновение к руке.

Алесандр знал, что стадиона нет, нет яхты на берегу, а маяк сейчас зажгут. Или уже есть стадион? Уже построили? Не важно, пусть его не будет. Пока. Сегодня.

Алесандр прошел к ресторану, сел за деревянный столик под соломенным навесом, среди огоньков, фонариков. Заказал бутылку шампанского, попросив не открывать, и любое фирменное блюдо, на выбор официанта. Не торопясь, он съел это блюдо, расплатился, взял шампанское и медленно пошел на пляж.

Было темно. Только огоньки ресторана где-то далеко, огни домов на том берегу да красный свет маяка. Дул легкий ветерок с моря.

Алесандр прошел по побережью, сел на бревно. Чуть слышно ударялись о берег слабые волны.

Он бесшумно открыл шампанское, бросил обертку и пробку. Все равно это побережье — одна большая помойка. Подошел ближе к воде, соскоблил все, абсолютно все обертки с бутылки.

Он сидел на побережье и смотрел вдаль, на море, на другой берег. Сделал глоток шампанского. На воду села чайка, подплыла к самому берегу, что-то поискала в темноте и с криком взмыла над морем. Вдали проплыл корабль. Гасли огни в окнах домов, в окнах большого города.

Алесандр пил шампанское медленными, редкими, маленькими глотками и неподвижно смотрел вдаль. Один на один с самим собой. Это побережье такое же, как и всегда: здесь нет ничего, только ты один. Прошло время, Алесандр стал звездой. Он многое сделал, многого не сделал, куда-то спешил, опаздывал, успевал, чего-то хотел… А здесь все было так, как и всегда.

Алесандр сделал еще один глоток шампанского, положил бутылку на землю.

Он плакал.

Мужчины не плачут? — Плевать. Как давно он этого не делал. Когда в последний раз? Даже и не помнит. В кадре, на съемочной площадке — не то, не то, не то.

Он плакал навзрыд, не вытирая слез, с шумом глотая воздух.

Пусть останется только этот город, только один город, без людей, без телефонов, только он и этот город.

Город, где он никогда не был и не станет гостем. Его город. От центра до окраин. Его.

А гостиницу на Крестовском давно отстроили. Отель-призрак впускал новых и новых гостей. Сколько было отелей в его жизни? В столицах и маленьких городках, в России и за рубежом, пятизвездочных и убогих, мини и огромных, красивых и безобразных, пустых и переполненных. Везде одинаковые номера — холодные; с телевизором и без; с телефоном; с одной кроватью и с двумя, и с тремя; с синими шторами и с красными, с одними только белыми занавесками; с запахом дезинфекции и печенья; со стеклянными графинами на столиках и с пластмассовыми расческами в ванных; на первом этаже и на последнем; с горничными и без; с завтраками в постель и отсутствием горячей воды в кранах. Пустых и переполненных. Сколько было отелей — и всегда чужих. Всегда. Правильно говорят по-английски: «to stay at the hotel», не «to live» — не «жить в отеле», а «остановиться в отеле».

Да, всегда уедешь, оставив уже обжитый номер, и незаправленные постели, и чаевые для горничной (если еще остались деньги), и грязные полотенца в ванной, и уроненный на пол моток туалетной бумаги, и пустой тюбик крема у туалетного столика и обгрызенную гроздь винограда на полу, и пятно на простыне, и помятый сценарий… А ключ всегда надо сдать до двенадцати… Он знает все это, все эти отели, как их ни называй, гостиницы… Он тысячу раз был гостем, а так был уверен, что он — хозяин…