Почти невинна - Джейн Фэйзер Страница 62

— Ты тоже родилась восьмимесячной, — вспомнил он, улыбаясь и придвигая ребенка к ее груди. — Так твой отец говорил.

Глаза слегка блеснули, словно это вроде бы неуместное откровение странным образом утешило ее, связав с младенцем, лежавшим на ее груди. Потом тонкие веки с голубыми жилками устало опустились, обмякшая рука сползла вниз. Зато щеки едва заметно порозовели. Собственно говоря, это трудно было назвать румянцем. Так, налет, преобразующий былой сероватый оттенок смерти в сладкий сон выздоровления.

— Господь милостив, — прошептала Эрин. — Если не начнется лихорадка, думаю, она поднимется… и ребенок тоже выживет.

— Мы должны умыть и переодеть ее, господин, — вмешалась Марджери, поднимая ребенка.

Гай словно впервые заметил, что женщины едва держатся на ногах. Обе провели у постели роженицы восемнадцать часов.

— За сегодняшний тяжкий труд я дам вам приданое, — пообещал он. — И за нежную заботу о госпоже… за вашу преданность.

Он говорил тихо, но с таким чувством, что обе чуть не прослезились.

— Нашу преданность нет нужды покупать, господин, — заметила Эрин.

— Верно, зато ее необходимо вознаградить, — возразил он, направляясь к двери. — Пошлите за мной, когда госпожа придет в себя и наберется сил.

Магдалена проспала много часов. Она не почувствовала, когда ее обтирали теплой водой, смывая родильную кровь, когда на постели меняли простыни, когда открывали окно пошире, избавляясь от неприятных запахов, не слышала плача ребенка и едва осознала, что девочку прикладывают к ее груди и белая, дающая жизнь жидкость потекла в жадный голодный, усердно тянувший за сосок ротик.

Она проснулась, когда уже садилось солнце. В комнате царили тишина и покой. Магдалена лениво повернула голову на подушке. Эрин и Марджери дружно посапывали, лежа на соломенных тюфяках у кровати. Рядом стояла деревянная колыбель, и рука Эрин бессильно лежала на перильцах, свидетельствуя о том, что служанка честно укачивала новорожденную, прежде чем сон ее одолел. Магдалена не видела, что творится в колыбели, но, к собственному удивлению, без всяких усилий повернулась на бок и, опершись на локоть, подняла голову с подушки. Ее глазам предстал маленький холмик под белым покрывалом, но, перегнувшись через край кровати, она заметила крохотную макушку, поросшую легким светлым пушком.

Мгновенно устав, она снова упала на подушки и улыбнулась. Если лежать очень смирно, она услышит дыхание младенца, прерываемое, правда, негромкими всхлипами и сопением, что поначалу встревожило Магдалену. Однако вскоре она успокоилась, уловив некий странный, непонятный, но все же определенный ритм. Ей хотелось взять малышку на руки, но недоставало сил. Как ни удивительно, но ужас недавних родов померк. О, она помнила бесконечное отчаяние нестерпимой боли, беспомощности, но это скорее была память разума, а не плоти.

Шум, доносившийся из колыбели, изменился, сопение превратилось в почмокиванье. Тонкий крик пронесся по комнате. Незнакомая до сих пор тревога стиснула сердце Магдалены. А жалобный крик все усиливался. Она попыталась встать, мучимая порывом дотянуться до ребенка, сделать все, чтобы его успокоить. Но Эрин, заспанно моргая, уже поднималась с пола.

— Тише, милая, — пробормотала она, принимаясь раскачивать колыбель.

— Дай ее мне, Эрин.

— А, вы проснулись, госпожа. Она проголодалась. — Эрин вынула девочку из колыбели. — И обмочилась. Давайте я сначала сменю пеленку.

— Не стоит, — ответила Магдалена, протягивая руки. — Не могу вынести ее плача.

Эрин наспех завернула мокрого младенца в простыню и протянула матери. Магдалена вложила сосок в крохотный открытый ротик, потрясенно глядя на ту, которой дала жизнь. Сжатый кулачок упирался в ее набухшую грудь. Крошка тянула губками сосок, хлюпала и, нечаянно выпустив, сразу закричала. Потом снова уткнулась в источник теплого молока и успокоилась. Щечки довольно раздувались.

— Где господин? — спросила Магдалена, отрывая взгляд от завораживающего зрелища. Она помнила, что он пришел в самый последний, самый страшный час ее мук, но память сохранила только смутное ощущение решимости, словно кто-то влил в нее силы, отогнав стоявшую у изголовья смерть. — Он видел своего ребенка?

— Да, госпожа. Послать за ним? Он велел позвать его, как только вы придете в себя.

— Так и сделай, но не прежде, чем мы с девочкой снова будем свежими и благоухающими. От меня плохо пахнет, Эрин, а волосы растрепаны. И малышка насквозь мокра. Нельзя же показывать ее отцу в таком состоянии.

Эрин ткнула ногой спящую Марджери, и та со стоном повернулась на бок.

— Просыпайся, лентяйка! Госпоже нужны горячая вода и овсяная каша с пряностями. Да и ребенка надо искупать перед приходом господина!

Марджери энергично потерла глаза и, оглядев мать и ребенка, удовлетворенно кивнула, несмотря на усталость.

— Сейчас пойду на кухню. Господин не велел звонить в колокола, чтобы возвестить о благополучном рождении ребенка. Не хотел будить леди. Но теперь пусть звонят.

Она поспешила к двери, и уже через полчаса колокола всех четырех башен разнесли по всей округе радостную весть о рождении наследницы владений де Брессе. Конечно, мальчик был бы предпочтительнее, но и эта малышка поможет сохранить владения де Брессе под властью герцога Ланкастера.

Гай услышал торжественный перезвон, выходя из казарм. Он пытался провести часы, оставшиеся до свидания с Магдаленой, занимаясь обычными делами, старался вести себя так, словно жизни матери и ребенка были важны для него только как для верного слуги своего господина. И таил в душе сладостно-горькую радость, мучительное счастье отцовства, которое не мог признать открыто, а также невыразимую благодарность Богу за то, что пощадил и не отнял у него Магдалену.

Повинуясь странному порыву, он свернул в сад, где под деревьями буйно цвели колокольчики и нарциссы, нарвал охапку. Пальцы стали липкими от вытекавшего из толстых стеблей сока, неожиданно напомнившего о соках любви, с таким восторгом изливавшихся в ее лоно. Гай глубоко вдохнул терпкий весенний, круживший голову аромат. Аромат Магдалены.

Собрав букет, он вышел из сада, поднялся по внешней лестнице и направился к покоям Магдалены. Дверь была приоткрыта. Он толкнул ее. Эрин и Марджери не было. Магдалена сидела на большой кровати, все еще бледная, но улыбающаяся, и, завидев его, протянула руки.

Гай осторожно прикрыл дверь и шагнул к Магдалене.

— Тебе уже лучше, любимая?

— Несравненно. Что за чудесные цветы! Она подняла ребенка, спящего на сгибе ее руки, и протянула ему.

— Ваша дочь, господин.

Гай рассыпал цветы по одеялу. Желтые, голубые и белые мазки живописно перемешались на постели. Он взял ребенка. Магдалена тем временем сгребла цветы и зарылась носом в душистые лепестки, улыбаясь глазами, когда заметила, как смягчилось суровое лицо и пальцы, привыкшие к мечу и стали, осторожно обводят розовую щечку.