Перепиши меня начисто - Тальяна Орлова Страница 62

– Хорошо, – показалось, что это не мой голос. Слишком хриплый, почти мужской, потому я повторила снова, уже звонче: – Хорошо. Что случилось?

– Хорошо, – зачем-то тон-в-тон повторили за мной. – Имя, фамилия.

– Ината Нист.

– Хорошо.

Я никак не могла сообразить, где нахожусь. Приходилось ответить на пару десятков вопросов, один глупее другого: от социального ранга моего отца до девичьей фамилии матери и сколько пальцев мне показывают. И после каждого ответа звучало неизменное «хорошо».

Постепенно я расслабилась и начала осматриваться: медицинская палата с белыми кушетками, свободными, за исключением моей. Три врача в спецодежде, один из которых постоянно задавал вопросы, другой не отрывал взгляда от монитора с непонятными графиками, а третья, женщина лет тридцати, бесконечно тыкала в меня иглами – то делала обезболивающий укол, то брала кровь, то проверяла рефлексы.

Первым пришедшим на ум объяснением стала авария. Например, я попала в какую-то страшную катастрофу, и теперь меня реанимируют. Но этой мысли я даже испугаться не успела, когда посыпались новые вопросы: могу ли расписаться за личные вещи и какого числа я поступила в ЦНИ.

Точно! Все так быстро и основательно встало на свои места – будто со всего размаха ударило по затылку пониманием. Я вздрогнула и, похолодев от непонятного волнения, ответила. Вскоре меня оставили в покое совсем, предварительно сообщив, что никаких отклонений не обнаружено, и я могу покинуть отсек сразу, как только почувствую себя готовой.

Я вскочила с кушетки после их ухода. Спешно натянула знакомый комбинезон, в котором обычно бегала по мегаполису, подошла к зеркалу. Ненормально бледная, но это легко объяснимо моим состоянием, волосы – я взяла прядь в руку и подняла, тщательно разглядывая – если не ошибаюсь, не отросли даже на сантиметр. Сотрудник ведь только что сказал, какое сегодня число, но я от волнения прослушала. Сердце билось часто и отдавалось звоном в ушах. Я отчетливо вспомнила, как подписывала бланк заявления о поступлении на третий уровень, вспомнила женщину-регистратора с морщинками вокруг рта, как я повернулась к стеклянной двери и… сразу после провала я очнулась уже здесь.

Я была в ЦНИ…

Нет, не так. Я была в ЦНИ! С ума сойти! Я уже была там и вышла, и вот она я – вышедшая из ЦНИ, самая настоящая, с двумя руками и ногами! Таких, как я, иногда показывают в телешоу, и каждый на них смотрит с завистью и страхом, потому что мало кто отваживается переступить через тот же порог, испытывая ужас на животном уровне. И вот она я, теперь одна из тех, кто был в ЦНИ! Немного бледная, но это как раз не странно. Во всем остальном я не чувствовала никаких изменений. И точно так же, как еще пять минут назад волновалась, сейчас впадала в бурную, неистовую радость. Схватила свои бумаги, дрожащим пальцем повела вниз, пока не наткнулась на цифры банковских переводов. Подскочила на месте, не в силах больше держать восторг – он горел изнутри, клокотал в горле и не давал ни единого шанса спокойно стоять или сидеть. Или я провела в ЦНИ сотню лет, или все-таки нашла способ перейти с третьего уровня выше. Отыскала и дату, после чего вообще заревела от счастья. Какая удача, что в медотсеке я была в одиночестве – удалось пережить все известные человечеству эмоции, ни в одной себе не отказывая! Я с лихвой заработала на лечение отца. И нет ровным счетом ни единого последствия!

В кармане у меня обнаружилась мелочь и проездной на метро. Но до дома добираться почти полтора часа, я не могла выдержать столько времени.

– Извините, – я вышла в коридор и обратилась к девушке в форме. – Отсюда можно позвонить?

Она молча и без тени улыбки указала на висящий на стене коммутатор и отошла в конец коридора. Я никак не могла обуздать эмоции, руки дрожали, и пальцы не сразу попадали в нужные клавиши. Переносного аудиослайдера у отца нет – вещь для нас дорогая, и необходимости такой не было: работа, дом и соседи – вот и весь его мир, умещающийся в рамках одного квартала. Потому я набрала номер домашнего коммутатора, подпрыгивая на каждом сигнале вызова. На третьем сигнале я подпрыгивать перестала, а на пятом сердце стало до боли сжиматься – он не принял вызов. Разумеется, отца просто нет дома, хотя… хотя мне отчего-то казалось, что он обязательно окажется дома в момент моего возвращения, а теперь в голову полезло, что за это время, да еще и с условно-излечимым заболеванием могло произойти что угодно. Чтобы на фоне эмоциональной взвинченности мне не перелететь из эйфории в панику, я отключила вызов и набрала номер соседки.

– Тётя Мэйси? Это Ината.

Пауза, а затем оглушающий визг:

– Да быть не могёт! Инатка? Ты ли?

– Я, – я уже начала улыбаться, снова взвинчивая уровень эмоций до абсолютного восторга.

– Хаиль! – она также громко голосила и мужу. – Ината звонит, представь себе! Откеда же я знаю, откеда! Инат, ты где?

Пришлось вкратце рассказать о своих прекрасных делах, чтобы добиться от нее адекватности и ответа на вопрос, почему отец не принимает вызов в нашей квартирке.

– Так в стационаре, наверное, – тетя Мэйси немного успокоилась. – Приезжает пару раз в неделю, да обратно то в больницу, то на работу.

– Приезжает? – я пыталась угомонить никак не успокаивающееся нутро, все еще бросающееся по порядку в разные эмоции. – Он уже вышел на работу?

– Машину же себе купил, чтобы по городу мотаться! Денег-то теперь у вас… Ох, еще и здороваться перестанете, так зазнаетесь! – она расхохоталась, подчеркивая шутку. – Да чего ты там ждешь, Ината? Езжай уже домой, к нам заскочишь – всё и расскажу, и тебя послушаю!

Больше старая и добродушная сплетница хотела, конечно, послушать, а рассказывать мне ровным счетом нечего. Я же сорвалась с места и буквально вылетела из небоскреба, но остановилась и вдохнула полной грудью, лишь когда оказалась за границами пропускной арки.

Накопилось достаточно эмоций, чтобы они несли меня над поверхностью земли. Отец раньше таксистом на арендованной машине работал, но дело это не слишком выгодное – с разгулом преступности в мегаполисе машину могут отобрать или угнать, и тогда вовек не рассчитаешься. А теперь вот же – свою купил. На работу уже вышел. Хоть мысль о заводе меня не радовала, но это говорило о том, что его самочувствие стало куда лучше. И как он был против моего ухода в ЦНИ, и как был обессилен в тот день – до двери проводить не смог. А прошло всего ничего, но жизнь его в корне изменилась. Не его жизнь – наша. Зная отца, предполагаю, что он побоялся тратить слишком много, чтобы и мне на образование хватило. Но все равно же не хватит. Купим мы с папой теперь забегаловку, или еще чем-то займемся, но на заводе он больше работать не будет. Такой ему ультиматум и поставлю: я что же, зря в ЦНИ страдала и мучилась, чтобы он снова пошел свое здоровье гробить? И ничего страшного, что я понятия не имею, мучилась ли там вообще. Я бежала по улице, смеясь и щурясь от мелькающих огней с автострады, прикидывала в уме, каким образом мы сможем вложить остаток денег так, чтобы отцу больше не пришлось работать на заводе. И всё, буквально всё казалось осуществимым.