Скандальная любовь - Бренда Джойс Страница 61

Он улыбнулся, нежно поцеловав ее в лоб:

— Я рад.

Если бы она только знала, как ошибается! Горе не ушло, оно только начиналось.

Потом она наблюдала, как он раздевается. Ее грудь взволнованно поднималась от его ласк. Она лежала поверх своей разорванной одежды на одеяле, которым он укрывался. Опять знакомый жар стал разгораться у нее в паху. Она смотрела на его широкую голую грудь и облизывала губы от волнения.

— Я горд, что ты так смотришь на меня, — сказал он.

— Ты прекрасен, — ответила Изабель.

Снимая бриджи, он засмеялся грубым и неуверенным смехом. Изабель застонала при виде крепких, длинных ног. Потом она увидела его огромный, напряженный член.

— Я могу испытать наслаждение, всего-навсего глядя на тебя, — шепнула она ему.

Он произнес что-то невнятное и опустился на нее. Их губы сомкнулись. Резким движением он вошел в нее. Оба вскрикнули.

— Бог мой! — произнес он. — Изабель! Изабель, неужели это возможно? Я уже влюблен в вас.

— Я так на это надеюсь и так этого хочу!

Она никогда не говорила с ним о Френсисе. Он иногда спрашивал ее о муже, но каждый раз она отвечала ему, что для них Френсис не имеет никакого значения, и Хэдриан умолкал, уважая ее мнение. Изабель знала, что он любит ее так же сильно, как и она его, поэтому она не хотела, чтобы даже упоминание о Френсисе омрачало их счастье. И еще ей совсем не хотелось думать о будущем.

На горизонте уже угадывался Американский континент, и он не хотел больше откладывать разговор.

— Когда же ты мне скажешь, что ты герцогиня Клейборо?

Они лежали в постели в его маленькой каюте. У нее перехватило дыхание.

— Так ты знал? Ты все это время знал и молчал?

— Да, знал. Неужели ты думаешь, что я не справился о тебе, как только увидел на пристани?

Изабель рассердилась, но в то же время почувствовала облегчение.

— Ты мог бы мне сказать раньше, что тебе все известно обо мне.

— Но ведь и ты могла бы мне сказать, кто ты такая.

Они помолчали какое-то время, глядя друг на друга.

— Не сейчас, — сказала она и погладила его волосы, — не сейчас, Хэдриан.

Он сел, взял ее за руку и настойчиво произнес:

— Нет, сейчас. Я знаю, что ты его не любишь. Я знаю, что ты любишь меня.

— Да, я всегда буду любить тебя, — проговорила Изабель серьезно.

Ему было приятно, он улыбнулся и, испытывая неловкость, сказал:

— Изабель, мне раньше, до тебя, никогда не хотелось жениться. А тебя я хочу видеть в постели только в качестве жены. Я хочу подарить тебе детишек — дочек и сыновей.

— Может быть, ты уже подарил мне, по крайней мере, одного ребенка. — Отчаяние охватило ее.

— Ты не вернешься к нему. — Это было и не утверждение, и не вопрос.

— Как мне от него отделаться! — запричитала она.

Это его удивило.

— Ты любишь меня. Тот негодяй — я не знаю, что он с тобой делает, — но он разбил твое сердце. Тебе нельзя к нему возвращаться.

— Убежать? — Это была мысль, которую она старательно избегала.

— Так что, все это — игра? — возмутился он.

— Нет! Это не было игрой! Я люблю тебя. Но, Хэдриан, ведь я — де Варенн.

— Ты хочешь сказать, что проклятый титул герцогини значит для тебя больше, чем я, так?

— Нет, это значит, что де Варенн выполняют свой долг, каким бы тяжким он ни был.

Де Варенн не уходят от мужей, от своей жизни. И она не сможет уйти.

— О Бог мой! — воскликнул Хэдриан, когда понял, что она самым искренним образом верит в то, о чем только что говорила.

— Так ты серьезно? Серьезно?!

Изабель закрыла глаза. Она была одной из де Варенн. Она всегда была ею. А сейчас она еще и Клейборо. Она верила в такие понятия, как верность, честь, долг. И не будь в ней этой веры, она, конечно, не была бы Изабель де Варенн Брекстон-Лоувел, она стала бы никем.

Он выскочил из каюты. Теперь он знал, что никогда не получит ее, что у них никогда не будет детей.

Изабель провела в Вирджинии вместе с Хэдрианом Стоуном три месяца. Это была горькая радость. Они оба заставляли себя не думать о расставании, отчаянно старались жить только сегодняшним днем.

Ко времени отплытия Изабель из Америки он и она сроднились так, как это бывает только у очень любящих друг друга людей. Он больше не просил ее уйти от Френсиса, он знал, как ей трудно. Хэдриан проводил ее на пристань.

Изабель решила ни в коем случае не плакать, иначе она не сдержала бы проявления своих бурных эмоций. Было бы так легко остаться с ним, отвернуться от того, кто и что она. Любой ценой Изабель была обязана не думать ни о каком выборе, у нее не может быть никакого выбора.

Он обнял ее за плечи. Сзади покачивалось на волнах судно, которое должно было ее унести. Это было жалкое подобие «Морского дракона». Над ними распростерлось голубое, без единого облачка, небо. В природе была весна, но… не в их сердцах.

— Я люблю тебя и очень уважаю, — произнес он наконец, глядя ей прямо в глаза. — Поэтому я даю тебе возможность принять самое главное в твоей жизни решение. Если ты делаешь то, что должна делать, то я поддерживаю тебя.

Больше у нее не осталось сил сдерживаться, и слезы полились рекой.

— Я всегда буду любить тебя, — сказал он хрипло, — и я всегда здесь. Если ты передумаешь на будущий год, через два года, десять лет — я всегда здесь и всегда буду ждать тебя. Больше у меня никогда и никого не будет, Изабель.

— Я не хочу, чтобы ты ждал меня, — пыталась она как-то возразить, но они знали, что это ложь.

— У меня больше никого не будет, Изабель, — сказал он. — Я люблю тебя.

Изабель взошла на корабль, не видя от слез трапа. Она оставляла в Америке свое сердце, которое теперь будет принадлежать Хэдриану Стоуну. В Англию возвращалась женщина, которая уже никогда не будет прежней Изабель.

Он был уверен, что плохо ее расслышал.

— Прости, мама.

Изабель была бледнее привидения.

— Хэдриан, я давно должна была тебе рассказать. Твой отец не Френсис.

Герцог Клейборо смотрел и ждал. Они только что закончили ужин и удалились в одну из самых уютных маленьких гостиных, где вдовствующая герцогиня могла бы — вопреки бытующему мнению, что леди не пьет ничего крепче шерри, — выпить рюмочку портвейна. Изабель попросила сына присесть. Когда он подчинился, она повторила слова своего признания.

— Это не совсем удачная шутка! — Сердце в его груди колотилось так, что он не услышал собственного голоса.