Змеиное гнездо - Виктория Холт Страница 61

Она выбрала последнее, и я вышла на палубу одна. Добралась до разделительной перегородки и села. Я смотрела на грозные серые волны и недоумевала – зачем я здесь. Будущее казалось мрачным. Что я найду в стране, куда мы плывем? Я оказалась трусихой. Наверно, мне следовало остаться дома и смириться с тем, что меня ждало. Ведь говорят же: если человек невиновен, ему нечего страшиться. Мне бы следовало высоко держать голову, мужественно принять неизбежное, а не прятаться за вымышленным именем.

А вместо этого – я здесь, в ужасных условиях, и по бушующему морю корабль уносит меня… не знаю к чему.

Я почувствовала, что с другой стороны перегородки кто-то стоит.

– Здравствуйте, – сказал Роже Лестранж. Он смотрел на меня сверху вниз через ограждение, разделявшее нас. – Изумляетесь стихиям?

– Да. Вы – тоже?

– Вам они не слишком нравятся, верно?

– Да. А вам?

– В том, что вы видите, нет ничего особенного, уверяю вас, бывает много страшнее.

– Надеюсь, что стихии не пытаются меня запугать.

– Я не видел, как вы поднялись на судно. Полагаю, вас провожали друзья?

– Да.

– Это прекрасно. Как вам нравится путешествие… если не говорить о погоде?

Я молчала, и он поспешно сказал:

– Не нравится, верно?

– Его не назовешь роскошным.

– Я даже не представлял, что вы поедете в таких условиях.

– Мы тоже. Но мы хотели обойтись наименьшими затратами. Мисс Милн ужасают долга. А как себя чувствует миссис Лестранж?

– Лежит. Она не выносит качки.

– А кому она нравится. Мне очень жаль ее.

– Скоро мы выйдем из области плохой погоды, и все обо всем этом забудут.

Разговаривая с Лестранжем, я встала, и вдруг внезапный порыв ветра швырнул меня на поручень.

– Вы не ушиблись? – спросил Лестранж.

– Нет, благодарю вас.

– Я думаю, вам лучше спуститься вниз, – продолжал он. – Ветер способен и на более жестокие шутки; при такой непогоде не следует находиться на палубе. – Он криво улыбнулся. – Сожалею, что не могу проводить вас до каюты.

– Вы правы, – сказала я. – Я пойду вниз. До свидания.

– Au revoir, – попрощался он. Я спустилась к себе.

Ближе к концу дня ветер стих. Лилиас и я остались в каюте одни. Наши попутчицы, почувствовав себя лучше, вышли, как они выразились, глотнуть свежего воздуха.

В каюту заглянул стюард.

– Я получил распоряжение переместить вас в другое место, – сказал он.

– Переместить нас? – воскликнули мы в один голос.

– Полагаю, произошла ошибка. Вы не должны были находиться в этой каюте. Соберите свои вещи.

Сбитые с толку, мы повиновались. Стюард взял наши саквояжи и пригласил следовать за собой. Он провел нас через весь корабль, открыв одну из дверей, отгораживающих носовую часть судна от остальных помещений. Мы оказались в каюте, которая показалась нам великолепной после той, где мы провели первые дни. Здесь стояли всего две постели, которые днем становились диванами, и большой гардероб; была ванная комната и даже иллюминатор.

Мы в изумлении смотрели на эту роскошь.

– Ваша каюта, – сказал стюард и оставил нас. Мы не могли поверить своим глазам. Контраст был разительным. Лилиас села на один из диванов, и мне почудилось, что она вот-вот заплачет, хотя это никак не было на нее похоже.

– Что это значит? – спросила она.

– Это значит, что произошла ошибка. Нас не должны были размещать вместе с эмигрантами.

– Но мы тоже эмигранты.

– Ты права… но теперь мы здесь. Разве не чудо? Я чувствовала себя на верху блаженства. Мне кажется, я больше не вынесла бы этого.

– Но ты должна терпеть… если так нужно.

– Ладно, не будем беспокоиться. Давай лучше порадуемся.

– Я хочу знать, как это произошло, – настаивала Лилиас.

– Без сомнения скоро узнаем.

Начальник хозяйственной службы сказал нам, что произошла какая-то ошибка, и мы, наконец-то вздохнув с облегчением, не стали углубляться в расспросы. Нам было достаточно знать, что остальная часть нашего путешествия пройдет в комфорте, о котором мы не позволяли себе даже мечтать.

С этого дня все изменилось. Мы часть времени проводили в компании Лестранжей; именно во время путешествия я начала узнавать Майру.

Она стремилась держаться в тени и была довольно застенчивой особой в отличие от своей матери. Я часто думала, что, вероятно, жизнь рядом с подобной матерью сделала Майру такой, ибо в присутствии миссис Эллингтон даже самый уверенный в себе человек начинал видеть собственные недостатки. Майра нравилась мне все больше. В присутствии мужа она уходила в себя и почти всегда молчала, пока к ней не обращались. Я заметила, что Роже часто заканчивал фразу вопросом: «Ты согласна, моя дорогая?», словно пытаясь втянуть ее в разговор. «Да-да, Роже, согласна», – неизменно отвечала она.

– Она держится раболепно, – сказала мне Лилиас.

– Мне думается, она хочет угодить мужу. В конце концов, он всегда добр и любезен с ней.

– Если он предпочитает полную покорность, Майра должна его вполне устраивать, – таким было весьма суровое заключение Лилиас.

Практичная Лилиас могла отвергать Майру как женщину, лишенную силы воли, готовую стать игрушкой в руках мужа, но я чувствовала в Майре самобытный характер, скрытый под внешней оболочкой покорности, и, возможно, догадываясь о моих чувствах, она чуть больше открывалась мне, нежели другим.

Впервые мы сделали остановку в Тенерифе, и, поскольку двоим женщинам было непросто выйти одним в город, Роже Лестранж пригласил нас составить компанию ему и жене. Мы с готовностью согласились.

День прошел очень приятно, под руководством Роже Лестранжа мы проехались верхом по городу и даже углубились на несколько миль вглубь страны. Мы наслаждались пахучим воздухом, любовались чудесными цветами, кустарниками, росшими вдоль дороги, и банановыми плантациями на склонах гор.

Роже Лестранж оказался внимательным и знающим провожатым, и, когда мы вернулись на корабль, Лилиас отметила, что нам очень повезло иметь таких спутников; я с нею согласилась.

В свою очередь и Майра сделала признание:

– Так хорошо, что вы едете вместе с нами. – Я порадовалась ее чуткости, ибо в продолжение всего дня меня не оставляла мысль – а не мешаем ли мы им. В конце концов, после их медового месяца прошло не слишком много времени, а молодожены Обычно предпочитают бывать одни.

Мы уже плыли вдоль западного побережья Африки; стало много теплее, море успокоилось, и жизнь на судне протекала не без приятности. Ни Лилиас, ни я не торопили времени. После смены каюты мы оказались в другой части корабля и пришли к заключению, что жизнь здесь более чем привлекательна. Мы встречались с людьми, которые были нам интересны.