Пегас - Даниэла Стил Страница 61

И в цирке, и по всей стране собралось множество новобранцев. Почти каждый американский юноша, достигший призывного возраста, надел военную форму и сразу повзрослел. Даже Лукас внезапно вырос и возмужал, а Тобиас вернулся из лагеря крепким, уверенным и здоровым. Пять дней дома пролетели мгновенно, а вечером накануне отъезда он объявил о помолвке с Катей. Девушка и вся ее семья переживали расставание так же тяжело, как Николас и Кристиана. В последнюю ночь, когда братья легли спать в своей крошечной комнатке, Лукас крепко обнял Тобиаса и признался, что будет очень скучать. Оба заплакали.

Утром проводить солдата пришла вся семья Кристианы. Шандор назвал Тобиаса внуком, сказал, что теперь он великий американец и достоин всеобщей гордости. Катя вместе с родителями и сестрой приехала на вокзал, откуда отходил поезд в Калифорнию. Все безутешно плакали.

После отъезда старшего сына Николас пытался найти утешение в занятиях с лошадьми, предстояло изменить программу, ведь на манеже остался только один наездник. Правда, теперь внимание публики в значительно большей степени сосредоточилось на их совместном выступлении с Кристианой. Николас написал Алексу об отъезде Тобиаса в армию, хотя и понимал, что друг получит письмо только спустя несколько месяцев и еще столько же будет идти через Швейцарию ответ. Трудно было привыкнуть к мысли о том, что его сын теперь солдат, а дочка Алекса скоро сама станет мамой. Время летело стремительно.

В апреле Тобиас сообщил из Форт Мейсон, что отправляется на фронт. Куда именно, он написать не мог, сказал только, что за Тихий океан. В подразделении служили еще два немца, и ни одного из них не послали в Европу. Во всяком случае, молодому человеку позволили сражаться за страну, которая приютила всю его семью и стала родной. Впрочем, этот факт Николаса вовсе не радовал; в смутные дни после налета на Перл-Харбор американцев японского происхождения отправляли в лагеря для интернированных лиц, расположенные на крайнем западе Соединенных Штатов. Правительство опасалось измен и двойной игры. Ничего больше Тобиас не сообщал, но обещал писать как можно чаще. Николас бережно убрал письмо в шкатулку, где уже лежали драгоценные весточки, которые сын прислал ранее. Он сохранил их все до единой.

Следующее письмо пришло с Гавайских островов в мае, во время гастрольного турне. Тобиас писал, что у него все отлично, хотя не мог рассказать, где находится и чем занимается. В условиях строгих армейских ограничений и немецкой цензуры Николас чувствовал себя, как в вязком тумане, но все равно радовался каждому редкому известию от сына и от друга. Хотелось узнать, родила ли уже Марианна, но пока никаких сообщений на этот счет не поступало. А сама она перестала писать с тех пор, как Тобиас уехал в учебный лагерь, так как всегда общалась с другом детства, а тот, в свою очередь, передавал новости отцу.

Рождения первенца ждали в начале июня. Марианна легко переносила беременность, хотя без Эдмунда дни тянулись бесконечно долго. Чтобы сноха не засиживалась дома, а больше двигалась на свежем воздухе, Изабелла привлекала ее к несложной работе в саду. Она радовалась, глядя, как расцветает Марианна в предвкушении счастливого материнства, и с восторгом ожидала появления на свет малыша. Те же чувства испытывал и Эдмунд. Пилот Бейли приезжал домой, как только выдавалась возможность, но, к сожалению, случалось это нечасто. При каждой новой встрече он нежно гладил живот молодой жены и восхищался быстрым ростом ребенка. Особенно ему нравилось ощущать, как младенец толкается: каждое новое движение крошечных ручек и ножек казалось настоящим чудом. Не особенно веря в успех, Эдмунд пообещал, что постарается получить отпуск в начале июня. Изабелла предупредила, что первенцы, как правило, не спешат явиться на свет, и рассказала, что сам он опоздал на целые три недели. Она даже успела на него обидеться, но, едва увидев, сразу простила.

Эдмунд заверил, что, даже если роды начнутся, когда он будет на базе, он постарается с кем-нибудь поменяться дежурством и даже полетом и сразу примчится домой, хотя путь из Восточной Англии до Хартфортшира занимал несколько часов. Но он сказал, что сделает все возможное, и Марианна не сомневалась, что муж сдержит слово. Рожать она решила дома, в Хавершем-Касл, потому что больницы были забиты ранеными; занимать место и отвлекать внимание врачей и сестер на совсем обычную, естественную процедуру было просто неудобно. Марианна рассчитывала на помощь местного доктора и свекрови, а если повезет, то и самого Эдмунда. Она хотела бы подарить ему сына, поскольку во всех старинных семьях первым всегда ждали мальчика, однако муж по секрету признался, что мечтает о дочке – такой же красавице, как сама Марианна. Оба думали о большой семье, с пятью или даже шестью детьми, и радовались легкому началу пути.

Каким-то чудом Эдмунду удалось получить пятидневный отпуск в конце мая – начале июня, как раз в те дни, когда ожидалось появление младенца, и Марианна очень надеялась, что он не станет упрямиться и родится вовремя. Изабелла обещала специально гонять сноху по саду, чтобы ускорить процесс. К тому же погода стояла жаркая, что, по ее мнению, также способствовало началу схваток. Самой же Марианне хотелось сидеть тихо, чтобы дождаться приезда мужа. Она уже стала такой огромной, что Изабелла предрекала двойню, но доктор слышал только одно сердце. И все же маркиза не верила, что один-единственный ребенок может вырасти до подобных размеров. Лицо, ноги и руки Марианны оставались прежними, а вот живот раздался невероятно, и Эдмунд при каждой встрече нежно дразнил любимую, говоря, что она украла у какого-то несчастного ребенка пляжный мяч и спрятала под платьем. К тому же Марианна плохо переносила жару и с трудом двигалась. Надеть чулки стало проблемой, и она просто перестала их носить. Посторонние в Хавершеме появлялись редко, а свекровь относилась ко всему очень легко и не обращала внимания на пустяки. К тому же купить чулки в военное время было очень трудно, поэтому многие теперь вынужденно обходились без этой детали гардероба.

Вечером накануне запланированного приезда Эдмунд позвонил Марианне с базы и с сожалением сообщил, что получил срочное ответственное боевое задание, отменить которое не удастся. Заверил, что обязательно приедет через два дня, и попросил продержаться еще немножко. Марианна сказала, что постарается дождаться, и на этом разговор закончился, так как к телефону выстроилась очередь из летчиков, вынужденных отменить уже назначенные отпуска. На прощание супруги успели торопливо признаться друг другу в любви, и Эдмунду пришлось повесить трубку. Марианна пошла к Изабелле, чтобы поделиться разочарованием, но в целом отнеслась к известию спокойно: почему-то она не сомневалась, что ребенок подождет еще несколько дней.

А следующим вечером Марианна, Изабелла и Чарльз услышали гудение моторов: сотни самолетов летели через всю Британию в направлении Германии. Они вышли на улицу, посмотрели в темное небо и увидели множество огней: несколько сотен крылатых машин мощной армадой летели к цели. Эдмунд, конечно, в эту минуту вел одну из них, возможно, даже смотрел вниз, зная, что где-то там, в темноте, его ждут самые близкие на свете люди. Марианна с улыбкой прошептала слова любви. Только потом стало известно, что с британских аэродромов в воздух поднялась тысяча бомбардировщиков и взяла курс на Кельн.