Лючия, Лючия - Адриана Триджиани Страница 61

— Ты точно уверена? — поднимает брови Джон.

— Точнее быть не может, — уверяю я.

Джон разворачивается на сто восемьдесят градусов и возвращается на главную дорогу. Я гляжу на его профиль, изучая каждую деталь, словно это узор на платье. У него красивые и четкие черты лица: прямой нос, волевой подбородок, квадратные скулы и высокий лоб. Это лицо человека, который знает себе цену. Я ловлю себя на мысли, что воображаю, как бы выглядели наши дети, надеясь, что наша дочь унаследует эти длинные ресницы, а сын — очаровательную улыбку. Я почти изменила свое решение никогда не рожать детей. Мне бы очень хотелось, чтобы в этом мире появилось нечто, что только мы вместе с Джоном можем создать.

— Ты права, — говорит Джон с довольным видом.

— Да?

— Жизнь должна удивлять, — улыбается он.

— Иначе какой смысл жить?

Я включаю радио и, пока настраиваю волну, гляжу в окно и вижу раскинувшийся вдали Манхэттен — мой дом, город, в котором я родилась и в котором провела двадцать шесть счастливых лет. Никогда не думала, что мне придется уехать отсюда, что мне придется попрощаться с Коммерческой улицей. Видимо, пришло время. Но я сама хочу этого. Мне хочется зажить по-новому вместе с моим мужем.

Делмарр восторгается моей спальней:

— Ты — настоящая итальянская принцесса. Какая чудесная комната! Она больше, чем вся моя квартира. На твоем месте я бы уговорил переехать Тальбота сюда. Зачем тебе нужно ехать в это захолустье?

— Хантингтон не захолустье.

Делмарр подходит к окну и выглядывает в сад:

— Не важно. Все равно это пригород. Тебе когда-нибудь приходилось жить в пригороде?

Я качаю головой.

— Приставка «при» тут не случайно. Как ни старайся наполнить свою жизнь новыми впечатлениями, она все равно будет лишь приближением к жизни в городе, а значит, будет довольно скучной.

— Разве можно заскучать, если из твоего окна открывается вид на океан?

— Еще как. Увидишь.

Рут, которая прожила всю жизнь в многоквартирном доме с лифтом, влетает в комнату и резко останавливается, чтобы перевести дыхание.

— Всякий раз, как я добираюсь до твоей комнаты, я понимаю, почему ты такая стройная.

Рут ставит свою сумку на стул и плюхается на мою кровать. Я с недоумением смотрю на ее брюки и мокасины.

— Не беспокойся, — говорит она. — Мне нужно будет только надеть платье. У тебя восхитительная прическа!

— Мне мама помогала, — говорю я.

Мама отлично потрудилась над моими волосами. Мы взяли за образец высокую прическу из журнала «Вог», а потом мама прикрепила к ней диадему, которую подарил мне Джон.

— Выглядишь великолепно, — заявляет Рут.

— Несомненно, этой девушке не откажешь во вкусе, — подтверждает Делмарр. — Родственники Тальбота вряд ли представляют себе, с кем им придется столкнуться.

— У Джона нет родственников. Только престарелая мать, которая по состоянию здоровья не сможет присутствовать на свадьбе. Но еще совсем немного, и он станет членом нашей большой итальянской семьи.

— Хорошо, за дело.

Делмарр достает из чехла мой наряд. Никогда мне еще не доводилось видеть столь красивого платья. Это не платье, а произведение искусства: открытое, с корсетом. На спине ниже талии Делмарр сделал несколько складок, а под них, чтобы придать пышность бедрам, подложил турнюр.

— Видит бог, оно выглядит так, словно сделано из сладкой ваты, — восхищается Рут.

— Прямо из Парижа, — с гордостью говорит Делмарр.

— Вот перчатки, — протягивает мне Рут длинные бархатные вечерние перчатки.

— Помнишь, «Ее перчатки как ночь…» — начинает Делмарр.

— «…становятся все длиннее!» — в один голос заканчиваем мы.

— Так, где моя накидка для церкви? Со времен крестовых походов ни один священник не видел голых женских рук.

— Лю, я не сделал накидку, — бормочет Делмарр.

— О боже! Нет! У меня нет ничего, что можно было бы надеть с этим платьем. И безо всего тоже идти нельзя!

Я уже готова заплакать, как Делмарр вдруг улыбается:

— Это мой подарок.

Из чехла он достает длинную накидку с воротником-стоечкой. На длинных рукавах сделаны широкие манжеты, усеянные бисером, который переливается на свету словно бриллианты.

— Никто из сотрудниц «Б. Олтман» еще не выходил замуж в дряхлой накидке.

Словно сама королева, я надеваю платье и роскошную накидку от Делмарра. Папа видит меня, когда я вхожу в прихожую, чтобы встретиться с ним.

— Stai contenta, — говорит он и берет меня за руку.

— О, папа. Я и так счастлива.

Нет правды больше, чем та, что я сейчас говорю.

Я хотела, чтобы мы шли пешком до нашей капеллы Святой Девы Марии, но мама и слышать об этом не желает. «Ты не успеешь пройти и квартала, как подол твоего платья станет черным!» Поэтому мы поедем на папиной машине, а следом Роберто повезет свидетелей в машине, на капот которой будет прикреплена кукла в платье из тафты. Роберто передал Джону вторую куклу прошлым вечером. Когда я представляю, как Джон прикрепляет куклу на свою машину, я тихонько хихикаю.

Заглядывая в церковь, я убеждаюсь, что все три сотни гостей уже прибыли и расселись по своим местам. Все церковные скамейки, украшенные букетами из белых гвоздик и розовых роз, перевязанных атласными лентами кремового цвета, заняты. Я вдыхаю смесь ароматов духов «Шанель № 5» (несомненно, ими воспользовались мои кузины из Бруклина) и воска свечей, горящих вокруг алтаря.

Элен Ганнон, которая может родить в любую минуту, поворачивается и подмигивает мне со своего места. Она надела сиреневое атласное платье — превосходный контраст ее рыжим волосам. Разве можно описать словами то, что ты чувствуешь, видя своих близких и друзей, всех, кого так любишь, под одной крышей в самый счастливый день твоей жизни?

— Священник просил подождать в приделе церкви, — волнуется Рут. — Откуда иудейке знать, где находится придел в баптистской церкви?

— Успокойся, — говорю я. — Сейчас мы подойдем. Я целую родителей и машу рукой Эксодусу с Орсолой. Они приехали неделю назад, но я с ними почти не виделась, потому что была занята последними приготовлениями к свадьбе.

— Идем, Лючия. Тебя никто не должен видеть, — журит меня Рут.

Мы с ней присоединяемся к Виолетте и Розмари, которые ждут в вестибюле. Под витражным окном находится мраморная купель для крещения младенцев. В углу стоит большая статуя архангела Михаила с мечом и щитом.

— Суровый, — рассматривая статую, говорит Рут.

Розмари расхаживает взад-вперед, пытаясь разглядеть сквозь витражное окно, что же происходит на улице. Я стою спокойно, сжимая в руках свой букет из лилий (модель Клодетты Колберт из журнала «Единственный раз в жизни»). Потом откладываю цветы и поправляю юбку. Противоположная стена украшена позолоченной лепниной, в центе располагается зеркало, в котором отражается статуя Иисуса, стоящая у противоположной стены. В зеркале я ловлю отражение собственных глаз. Потом подхожу, чтобы посмотреть на себя вблизи. У меня голубые глаза, как у папы, они чистые, потому что я хорошо выспалась, но все равно с ними что-то не так. Я чувствую это, и я вижу в своих собственных глазах тревогу.