Анжелика. Тулузская свадьба - Анн Голон Страница 61

Монах Беше, красный от жары и возбуждения, стал мертвенно-бледным, когда увидел останки животных. Он принялся креститься, бормоча молитвы, изгоняющие дьявола.

Граф не смог удержаться от смеха, затем обратился к Берналли:

— Посмотрите, какое впечатление произвели наши работы на этого современного ученого. Подумать только, а ведь купелирование на костяной муке хорошо известно еще со времен римлян и греков!

Но монах Беше не отступил перед этими ужасами. Очень бледный, он перебирал четки и продолжал следить за приготовлениями старого саксонца и его помощников.

Один из них подсыпал раскаленные угли в горн, другой с помощью педали раздувал кузнечные мехи, в то время как свинец быстро плавился, собираясь в центре круглого углубления, образованного в печи кирпичами из костяной муки.

Когда все расплавилось и свинец начал дымиться, огонь увеличили.

По знаку старого Фрица появился мальчишка с мехами, на конце которых была прикреплена труба из огнеупорной глины. Он поставил конец трубы на край чана и стал вдувать холодный воздух в темно-красную массу расплавленного свинца.

Вдруг раздался свистящий шум и над расплавленным металлом воздух засветился. Светлое пятно быстро увеличивалось, стало ярко-белым и засверкало уже над всей кипящей массой. Молодые помощники проворно выгребли из печи раскаленные угли. Большие кузнечные мехи тоже были остановлены.

Но купелирование продолжалось: металл был горячим и ослеплял своим видом. Время от времени появлялась темная пленка, затем она разрывалась, образовывая темные островки, плавающие на поверхности светящегося металла, и когда один из них касался края тигля, кирпичи поглощали его, а металл снова становился чистым и еще более сияющим.

Одновременно мениск металла уменьшался на глазах. Затем стал размером с большой блин, потемнел и внезапно вспыхнул, как молния. После чего Анжелика ясно увидела, как металл сначала закипел, а затем застыл и стал очень темным.

— Явление молнии, — сказал Берналли. — И я счастлив, что смог присутствовать при этой металлургической операции, с которой был знаком только по книгам.

Алхимик не сказал ничего. Его взгляд был отсутствующим и блуждающим.

Фриц Хауэр взял металлический диск щипцами, опустил его в воду, затем показал графу уже желтый и блестящий металл.

— Чистое золото, — с благоговением прошептал монах.

— Все же не совсем чистое, — заметил де Пейрак. — Иначе мы бы не увидели появление молнии, что говорит о примеси серебра.

— Я бы хотел знать, растворится ли это золото в селитряном и соляном спирте [121]?

— Конечно, раз это настоящее золото.

Взволнованный, монах спросил, может ли он получить маленький слиток, чтобы показать своему благодетелю-архиепископу.

— Возьмите же для него этот слиток золота, добытый из недр наших гор, — сказал граф де Пейрак, — и объясните ему хорошенько, что это золото добыто из недр наших гор, породы, которая уже содержит его. Архиепископу надо лишь найти на своих землях несколько месторождений, и они сделают его богатым.

Конан Беше ничего не ответил, только завернул в полотно драгоценный слиток, который весил около двух ливров.

* * *

На обратном пути произошел, казалось, ничем не примечательный случай, который, однако, в дальнейшем сыграл определенную роль в жизни Анжелики и ее мужа.

На второй день путешествия на полпути к Тулузе гнедая лошадь, на которой ехала Анжелика, поранилась о придорожный камень и захромала. Поменять лошадь было невозможно. И Анжелика присоединилась к Берналли, неважному наезднику, который уже ехал в карете. Его утомляли даже более короткие поездки, и поэтому Анжелика восхищалась им еще больше — решиться на такое длинное путешествие, только чтобы увидеть гидравлическую машину или обсудить силу притяжения тел. Кроме того, изгнанный из нескольких стран, итальянец был беден и путешествовал без слуг, в наемных каретах. Несмотря на тряску, ученый был в восторге от, как он говорил, «поразительного комфорта», и когда Анжелика со смехом попросила освободить ей немного места, Берналли в смущении убрал ноги с сиденья.

Граф и Бернар д'Андижос некоторое время скакали рядом с каретой, но дорога была узкой, экипаж поднимал много пыли, и им пришлось отстать. Перед каретой ехали только два лакея.

Извилистая дорога становилась все уже. На повороте карета со скрипом остановилась — дорогу преграждала группа всадников.

— Не волнуйтесь, мадам, — выглянув в окошко, сказал Берналли, — это всего лишь слуги другого экипажа, который едет нам навстречу.

— Но мы никогда не сможем разойтись на этой горной дороге! — воскликнула Анжелика.

Слуги обоих экипажей рьяно бранились. С большой наглостью слуги встречного экипажа хотели заставить повернуть карету графа де Пейрака, а чтобы было ясно, кто имеет больше прав проехать первым, один из лакеев взялся за хлыст, и посыпались удары, которые задели слуг графа и лошадей экипажа. Лошади встали на дыбы, карета закачалась. Анжелика подумала, что они сейчас полетят в овраг, и не смогла удержаться от крика.

В это время подъехал Жоффрей де Пейрак. Выражение его лица было ужасно, он вырвал у слуги кнут и хлестнул того по лицу. Тут подъехала вторая карета и со скрипом остановилась. Из нее выскочил грузный апоплексического сложения мужчина с неловко повязанным кружевным жабо и бантами, он был напудрен и покрыт пылью. Его роскошный наряд, пропитанный потом, выглядел нелепо. Мужчина кричал и размахивал тростью с набалдашником из слоновой кости, перевязанной шелковым бантом:

— Осмелиться нападать на моих людей! Знаете ли вы, наглец, что имеете дело с президентом парламента Тулузы бароном Массно, сеньором Пуйака и других владений?.. Я прошу вас убраться в сторону и пропустить нас.

Граф повернулся и приветствовал его подчеркнуто церемонно:

— Очень рад. Не родственник ли вы господина Массно, нотариуса, о котором мне говорили?

— Граф де Пейрак! — воскликнул тот, немного смущенный.

Но гнев барона Массно не прошел, а только возрос, подогретый жарким полуденным солнцем, и его лицо стало фиолетовым.

— Мое дворянство получено совсем недавно, но я должен вам заметить, что оно так же подлинно, как и ваше, граф! Я могу показать вам документ королевской палаты о пожаловании мне дворянства.

— Я верю вам, мессир Массно! Общество еще застонет от того, что вы вознеслись так высоко.

— Потрудитесь объяснить свой намек. В чем вы меня упрекаете?

— Вы не находите, что для дискуссии это место подходит плохо? — спросил Жоффрей де Пейрак, с трудом удерживая лошадь, раздраженную жарой и этим покрасневшим человеком, размахивающим перед ней тростью.