Летний остров - Кристин Ханна Страница 61

Нора откинулась на спинку дивана.

— Я полюбила твоего отца с первого взгляда, но мы были слишком молоды и поженились по несерьезным, ребяческим причинам. Мне хотелось иметь семью, место, где я чувствовала бы себя в безопасности. А ему… — Она помолчала и улыбнулась. — Я до сих пор не знаю точно, что было нужно ему. Может быть, женщина, к которой он бы возвращался… которая считала бы его совершенством. Некоторое время мы были идеальной парой. Оба считали, что он — Господь Бог.

— Ну еще бы! Он строил из себя такого… милого и любящего.

— Руби, не суди отца слишком строго. Его неверность — только одна из причин нашего разрыва. Я виновата не меньше, чем он.

— Ты тоже спала с другими мужчинами?

— Нет, но я его слишком сильно любила, а это порой так же плохо, как любить слишком мало. Я так нуждалась в любви и поддержке, что, наверное, высосала из него все соки.

— Ни один мужчина нe в состоянии заполнить собой все темные уголки в душе женщины. Я была уверена, что рано или поздно он мне изменит. Вероятно, я сводила его с ума своими вопросами и подозрениями.

— Ты была уверена, что он тебе изменит? — не поняла Руби. — Почему?

— Ты говорила, что жила с мужчиной. Кажется, его звали Макс?

Руби кивнула:

— Да, но…

— Он был тебе верен?

— Нет. Ну-у, разве только первое время.

— А ты ожидала от него верности?

— Конечно, — быстро, слишком быстро, сказала Руби, потом вздохнула и откинулась на спинку кресла. — Нет, я не ожидала, что ему буду нужна только я.

— Естественно. Если даже мать не настолько любила девочку, чтобы остаться с ней, чего же тогда ждать от мужчины? — Нора улыбнулась, однако улыбка вышла грустной. — Этот «подарок» я получила от своего отца, а потом передала тебе.

— Боже! — тихо выдохнула Руби.

Мать права. Руби всю жизнь боялась остаться с разбитым сердцем, не позволяла себе быть любимой. Поэтому она столько лет не порывала с Максом. Она знала, что никогда его не полюбит, а значит, се сердцу ничто не угрожает. А одиночество… его причина все та же — она не верила, что способна вызвать любовь.

Руби встала, подошла к перилам и уставилась на воду. Она не могла разобраться в собственных чувствах или понять, что ей полагается чувствовать.

— Я вспомнила день, когда ты возвратилась.

Руби услышала, как мать прерывисто вздохнула, и замерла в ожидании ответа, но его не последовало. Тогда она повернулась к матери.

Нора съежилась, словно приготовилась к удару.

— Мне неприятно вспоминать тот день.

— Мама, извини, — тихо попросила Руби. — Я тогда наговорила тебе ужасных вещей.

Нора резко подняла голову, в глазах заблестели слезы.

— Ты назвала меня мамой. — Она встала и заковыляла к Руби. — Не смей чувствовать себя виноватой за то, что ты в тот день наговорила! Ты была еще ребенком, а я тебя больно ранила.

— Почему ты тогда приехала?

— Я очень скучала по дочерям. Но, увидев, что я с тобой сделала, устыдилась. Ты смотрела на меня точно так же, как я когда-то смотрела на своего отца. Это меня… сломило.

— Ладно, теперь я знаю, почему ты ушла от папы, но почему все это время ты оставалась вдали от нас? — не удержалась она от вопроса.

Нора твердо посмотрела в глаза дочери:

— Мой уход… для тебя это начало истории, а для меня — самая середина.

Нора глубоко вздохнула, как будто готовилась нырнуть. Как она и ожидала, воды прошлого оказались холодными даже в жаркое летнее утро.

— Все считали нас с Рэндом идеальной парой. — Она обхватила чашку руками, согревая пальцы. — Я была тогда молода и больше пеклась о видимости, чем о сущности. Так влияет на человека жизнь с алкоголиком. Ты привыкаешь скрываться, уклоняться, защищаться от того самого человека, которым должна была бы гордиться. Стараешься сделать так, чтобы никто не узнал о кошмаре, творящемся у тебя дома. Благодаря собственной матери этот урок я усвоила раньше, чем научилась чистить зубы. Притворяться, улыбаться на людях — и плакать за закрытыми дверями. Я подозревала твоего отца в измене задолго до того, как получила твердое доказательство. — Она покосилась на дочь. — Каламбур не преднамеренный.

Руби чуть не расплескала кофе.

— Неужели ты можешь шутить такими вещами?

— Как там говорится насчет комедии — больно, только когда смеешься? — Нора улыбнулась и продолжила: — Я мучилась от своих подозрений, но это еще не самое страшное. Хуже всего было пьянство. Он начал выпивать после обеда — в те вечера, когда приходил домой. Вы, дети, вероятно, ничего не замечали. Тут пара бутылок пива, там стаканчик виски с содовой… Но к десяти часам у него заплетался язык, а к одиннадцати он бывал пьян в стельку. Тогда он становился злобным. Выплескивал наружу всю свою неуверенность — вы помните, ваш дед был к нему очень суров — и разочарование, причем во всем винил меня. Каждый раз, когда он меня ругал, я слышала голос своего отца, и хотя Рэнд ни разу меня не ударил, я привыкла этого ждать. Я от него шарахалась, а его это только сильнее бесило. Он орал, дескать, как я могла подумать, что он меня ударит, и уходил из дома. Видишь, я по крайней мере наполовину виновата в том, что случилось. Я не умела отделить прошлое от настоящего и чем сильнее старалась, тем крепче они переплетались. Я до смерти боялась, что стану такой же, как моя мать, — женщиной, которая никогда не произносила больше двух слов кряду и умерла молодой. Однако я более или менее справлялась, пока Эммелайн Фергюсон не рассказала мне про Ширли Комсток…

— Моего тренера по футболу?

Нора кивнула:

— Ты, наверное, помнишь, что твой папа неожиданно полюбил футбол?

Руби ахнула:

— Как он мог… с моим тренером?!

— Остров у нас маленький, — грустно сказала Нора, — женщин не так уж много, выбирать особо не из кого. Я твердила себе, что это не имеет значения, что я его жена и это главное. Но Рэнд еще больше пристрастился к выпивке, все реже приходил домой, и я сломалась. Все началось с бессонницы. Я просто перестала спать. Потом у меня начались приступы паники. Врач выписал мне валиум, но это мало помогало. По ночам я часами лежала без сна, обливаясь холодным потом, а сердце билось как бешеное. Всякий раз, когда я забирала тебя с футбольной тренировки и возвращалась домой, меня рвало. Вскоре к этому прибавились обмороки. Бывало, я приходила в себя, лежа на полу в кухне, и не могла вспомнить, что со мной происходило днем. Целые часы начисто выпадали из моей памяти.

— Какой кошмар… Ты говорила папе?

Нора улыбнулась. Губы у нее дрожали.

— Конечно, нет. Я думала, что схожу с ума. Единственное, за что я могла держаться, это за видимость брака. Вы с Каро превратились для меня в центр мира, который словно сжимался вокруг меня.