Пламенный лед - Татьяна Минаева Страница 61

Москва, февраль 2016 года

Лиза лежала и смотрела на цветы, стоящие на прикроватной тумбочке. Сегодня это были розовые розы на длинных стеблях. Тяжелые головки с бархатными лепестками, плотные, в прожилках, листья… Она не смогла отказать себе в удовольствии вдохнуть нежный цветочный аромат. Прежде чем Макс поставил букет в вазу, несколько минут осторожно придерживала розы за стебли, тычась носом в бутоны.

За эту неделю он приходил уже несколько раз, и каждый раз приносил ей свежие цветы. Розы. Белые, розовые, желтые… Она не знала, зачем он приходит, а не ждать не могла. Среди ежедневной больничной скуки, разбавляемой терпеливо сносимыми процедурами, его визиты стали чем-то вроде глотков свежего воздуха. Не захлебнуться бы только…

У нее никогда не было столько времени на то, чтобы просто подумать. И, лежа в больничной постели, Лиза гоняла по кругу опостылевшие мысли. О родителях, о брате, о своей жизни. А потом все возвращалось к исходникам. Ничего нового так и не надумывалось, никакой переоценки ценностей не происходило. Врач спрашивал ее, чем она планирует заниматься потом, позже, после выписки. У Лизы же слово «потом» не вызывало никаких ассоциаций. Казалось, что она выйдет из больницы и… И ничего не произойдет. Вообще ничего. Впрочем, это «ничего» тоже было очень абстрактным.

Она пока слабо понимала, что чувствует. Скучает ли по льду? А будет ли скучать? Вся ее жизнь вертелась вокруг бесконечных тренировок, соревнований, падений, борьбы. Как жить иначе, Лиза не знала, и рядом не было того, кто смог бы ее научить. Она знала только одно – в Швейцарию она не вернется.

Лиза столько раз думала, что будет, если она бросит фигурное катание. Мечтала, что начнется другая, свободная жизнь, где она станет просто собой. Временами она чувствовала, что не выдерживает: родители давили, требовали от нее результатов, успехи брата ставились в пример, маячили, словно закатное солнце на горизонте. День за днем слушая о своей лени и никчемности, Лиза все равно шла на каток, где падала, поднималась, снова падала и опять заставляла себя вставать. А когда она побеждала, мать удовлетворенно кивала: хорошо, но… Но ты можешь лучше, ты должна стараться больше, ты должна трудиться упорнее. А потом стало совсем невыносимо. Ее тело менялось, менялась и она сама. Никто не заметил надлома, произошедшего в ней, пока она была в России, никто не заметил, каким болезненно-взрослым стал ее взгляд. И причина крылась далеко не в провальных выступлениях на этапах Гран-при и последующим за ними чемпионате России. Возможно, родители что-то видели, но списывали все на неудачи на льду, поговорить об этом с Лизой никто не пытался. Мать постоянно упрекала, не желая слушать ни оправданий, ни объяснений, постоянно следила за тем, что и сколько она ест. Методы отца были более жёсткими. Засыпая, она думала, что еще неделя, месяц, и станет лучше, легче, но легче не становилось. В какой-то момент она поняла, что больше не хочет и не может. Прогуляла тренировку, выпила два стакана какао, сидела на лавочке и смотрела за веселой группкой детворы. Дети смеялись, бегали друг за другом, визжали и, в отличие от нее, похоже, ни о чем не думали. Вернувшись домой, она застала мать в гостиной, та сидела и смотрела телевизор.

Швейцария, 2013 год

- Мне нужно с тобой поговорить. - С этими словами Лиза прошла в комнату. По телевизору шел какой-то незнакомый ей фильм, судя по широченным улыбкам героев - американский. Лиза мазнула взглядом по экрану и повернулась к матери.

- Я тебя слушаю. – Света нехотя отвлеклась и даже убавила громкость.

- Мам… я больше не буду заниматься фигурным катанием, - решительно заявила девушка.

Она была готова к тому, что мать начнет кричать, обвинять ее в слабохарактерности, тыкать носом в то, сколько они с отцом вложили сил и средств для того, чтобы она каталась. Но Света молчала. Выражение ее лица как будто не изменилось. Вернув громкость на прежний уровень, она снова обратила все внимание на экранное действо.

– Мам, я серьезно. Я устала.