Тень твоего поцелуя - Джейн Фэйзер Страница 61

Француз без всяких возражений принял ответ и, встав, подошел к буфету.

– Вина?

– Спасибо.

Робин подбросил в огонь дров. Было уже поздно, и он поднял собеседника с постели. Устало потерев глаза, тот зевнул.

– Я напишу письмо леди Елизавете и сменю пароль, – пообещал посол, вручив Робину кубок. – Прежде чем ехать в Вудсток, поговорите с сестрой. Она неизменно верна Елизавете, и я считаю ее прекрасным знатоком людей. Спросите, беседует ли она с Аштоном о политике. Может, он проговорился ей о чем-то важном? Впрочем, не обязательно, что она сочла это важным. Ей могло показаться, что это пустые, не имеющие значения фразы.

– Она считает, что он не тот, за кого себя выдает, – выпалил Робин, глядя в рубиновое содержимое кубка. – Но добавила также, что не знает, кто он.

– Понятно, – расстроенно пробормотал де Ноай, покачивая головой. – Попробуйте расспросить ее поподробнее. Должно быть, у нее есть причины для такой уверенности.

– Да, – согласился Робин. – Должно быть.

Ну а пока я велю своим людям пристальнее приглядеться к окружению и действиям мистера Аштона. Разумеется, мы проверяли его по приезде, но никому ничего о нем известно не было. Он провел несколько месяцев во Фландрии как советник Филиппа, но появился словно ниоткуда. Ни истории, ни прошлого, которое можно было бы проверить. Он кажется именно тем, кем представляется. Другом и союзником испанцев, проницательным и умным примирителем и посредником, улаживающим запутанные ситуации.

Антуан снова вздохнул и досадливо поморщился.

– Мы считали его врагом. И думали, что, узнав его поближе, сумеем обезоружить. Но он оказывается чертовски умным шпионом испанцев или сторонником Елизаветы, так хорошо замаскировавшимся, что никто не сумел разгадать его секрет. Вряд ли мои хозяева будут довольны, – добавил он, осушив кубок.

Робин ничего не ответил. Он вспомнил, что де Ноай был в немилости как во Франции, так и при дворе Марии. Он ненавидел Англию, которую называл «мерзким островом», и жаждал вернуться домой. Муж Пен надеялся сменить его на посту французского посла при английском дворе, поскольку именно это назначение позволило бы жене воссоединиться с родными, но французский король не дал своего согласия. Оуэн д'Арси был слишком нужен Франции, по крайней мере в данный момент.

– Может, Оуэн сумеет что-то обнаружить, – предложил Робин; поразмыслив. – Его люди есть и во Фландрии, и в Испании.

Посол медленно кивнул. У Оуэна была своя шпионская сеть, к которой де Ноай не имел отношения. Кроме того, он не брезговал никакими средствами, чтобы добыть нужную информацию.

– Не знаю, есть ли у нас время, чтобы успеть попросить помощи у шевалье, – заметил он. – Донесение будет идти не меньше недели, а ему нужен срок, чтобы провести собственное расследование, плюс еще одна неделя, чтобы доставить нам ответ.

– Тем не менее я считаю, что нужно обратиться к нему, – настаивал Робин. – Не обязательно ждать результатов. А пока мы предпримем все, что можем.

– Да… да, думаю, вы правы, – бормотал Антуан. – Но если я попрошу помощи шевалье, меня посчитают некомпетентным, бессильным… неумелым…

– Нет никакой нужды сообщать кому-то, что вы просили его помощи, – возразил Робин. – Оуэн – наш старый друг. Он сделает вам одолжение, не распространяясь об этом.

Посол, немного подумав, согласился:

– Да, вы правы. Я немедленно отправлю письмо на корабле, отплывающем с утренним приливом. А теперь идите отдыхать и, как только сумеете что-то узнать от сестры, возвращайтесь за письмами, которые я попрошу вас отвезти в Вудсток.

Робин поставил кубок и подавил очередной зевок.

– С удовольствием отправлюсь на покой, сэр, если не понадоблюсь вам сегодня.

Антуан проводил его дружеской улыбкой и, когда дверь закрылась, уселся за письменный стол и заточил перья. Этой ночью ему спать не придется.

Пиппа проснулась на рассвете, но продолжала лежать в уюте и тепле, под тяжелыми одеялами, прислушиваясь к жизнерадостному потрескиванию огня, который зажег в очаге какой-то неизвестный слуга, стоило небу чуть посветлеть.

Как хорошо почувствовать прохладный ветерок после угнетающей жары долгого лета! Предвкушать завтрак из овсянки и подогретого эля! А потом она отправится покататься верхом.

Неожиданный прилив энергии поразил ее. В последнее время она пробуждалась вялой и уставшей.

Пиппа села. И не тошнит совсем! Наоборот, она умирает с голоду!

Увидев оставленный Мартой черствый хлеб, она громко рассмеялась. Странно, что она вообще могла притронуться к столь неаппетитной еде!

Соскользнув с постели, она позвонила. Взгляд ее упал па сложенный пергамент с приказом Филиппа. Она взяла его и с брезгливой гримаской перечитала. Ясно, что без позволения Лайонела она не имеет права покидать спальню, не говоря уже о прогулках.

Пиппа вновь сложила документ и задумчиво похлопала им по ладони. Прошлой ночью Лайонел обещал навестить ее с утра, но она понятия не имела, который час. Его могло задержать бесконечное множество дел, хотя бы очередное совещание у короля. От нее требовалось сидеть и ждать его.

Впрочем, не обязательно. Если она сумеет избежать встреч с придворными, то можно на час покинуть дворец. Еще очень рано, и вряд ли кто-то из знатных господ успел встать с кровати. Ее вполне может сопровождать конюх, как бывало раньше.

Пиппа подошла к окну и осторожно выглянула. Не хотелось бы тревожить муравейник, и без того у нее бед хватает, но час прогулки – это то, о чем она мечтала! Всего часок на свежем воздухе, чтобы отпраздновать хорошее самочувствие!

Пиппа решила, что поедет, и к дьяволу последствия.

– Марта, принеси овсянки и подогретого эля с пряностями, – велела она камеристке еще до того, как та успела переступить порог спальни. – Я еду кататься.

– Да, миледи. Значит, вы здоровы?

– Совершенно, – объявила Пиппа, с удовольствием потягиваясь. – И поспеши. Я проголодалась… кстати, пошли пажа и вели передать Фреду, чтобы встречал меня на кузнечном дворе через полчаса.

Пиппа с удовольствием позавтракала и выбрала в сундуке самый скромный наряд: бархатное платье цвета голубиного крыла с темно-коричневым шелковым капюшоном, которые не привлекут ненужного внимания. Она выйдет из дворца черным ходом, как в тот день, когда бежала на причал к Лайонелу.

Она не позволит, чтобы ее обвинили в неповиновении королевскому эдикту, даже если презирает издавшего его. Но не оскорбит взора ни королевы, ни Филиппа.

Она слегка скривила губы. Но настроение было слишком радостным, чтобы опечалиться, пусть и на секунду. Пиппа поспешила вниз по лестнице, выходившей прямо на кузнечный двор. Там уже сновали слуги и конюхи, подводившие лошадей к наковальням, где трудились кузнецы. Подмастерья с отчаянным усердием раздували мехи. Несмотря на утреннюю прохладу, здесь было жарко и шумно.