Бессердечно влюбленный  - Маргарита Ардо Страница 60

Хотя среди абсолютного смешения языков и рас, русских тут тоже было немало: девушек в малиновых комбинезонах со стразами, разудалых глав семейств с подрастающим поколением и с ухоженными, как иномарки, жёнами.

Я быстро заглотнула глинтвейн из стаканчика и рванула на улицу, пытаясь проследить за точкой-вертолётом в солнечно-голубом разливе неба. И зачем Миша купил себе серо-синий костюм? Ведь ничего не разглядеть. Где бы достать бинокль?

– Расслабься! Ничего с ними не будет! – сказала Даха. – Михаил регулярно бороздит по лыжне на Красной Поляне. Как сезон наступает, я ему вечно на выходные билеты беру в Сочи со ски-пассом. Точнее брала.

И она потащила меня на освоение «лягушатника». Рядом шумели итальянские дети. А мне в голову ударило мыслью, что ведь и у нас с Мишей тоже могут быть дети. Сколько? Один, двое, больше? Ох, женщины об этом как-то раньше думают… До того, как… А я на всё согласна. Будут дети? Пусть будут. Главное, чтобы на Мишеньку были похожи, – подумалось мне, – он такой красивый!

Впрочем, мысль о детях была такой внезапной, но по-хорошему волнующей, что в животе закрутилась спиралью горячая волна. А вдруг уже? Нет, вряд ли…

Маню лихо съехал со второй очереди и принялся нас учить, удивившись отсутствию Миши. Правда, они с Дахой предпочитали падать в сугроб и дурачиться. Солнце и обстановка вокруг к этому располагали. Я тоже немного попыталась.

Но когда через пару часов после того, как наши дуэлянты умчали ввысь, и мы зашли снова в кафе за горячими напитками, по телевизору объявили о внезапном сходе лавины на пике Эгюй дё Миди. Я замерла, не чувствуя ног под собой. Глядя, как по плоскому экрану скатывается белая гуща, похожая на стадо бешеных снежных коней в ледяной дымке, я широко раскрыла глаза и взмолилась. Про себя, но так громко, что слова стенками больших колоколов забили по черепу изнутри: «Миша! Мишенька! Не попади, только не попади туда! Спаси, его Господи, умоляю!!!»

– Вика! – кто-то выдернул меня из оцепенения. – Успокойся! Говорят, никто не пострадал. Съёмки с вертолёта ведут. Они бы увидели.

Это был Маню.

– Ага… – только и вышло у меня сказать.

А Даха показала Маню кулак:

– Только попробуй мне из ревности дуэли устраивать!

– А я… не ревную, – моргнул Маню.

– Как не ревнуешь?! – пыхнула Даха, уткнув руки в боки. – Совсем не ревнуешь?!

– Нет, – замотал косматой головой Маню. – Зачем?

– Всё, я обиделась! – надула губы Даха и отвернулась.

– Почему?! – вытаращился несчастный муж. – Я тебя люблю, моё сокровище!

– Если б любил, ревновал бы! – заявила Даха, со скрежетом отодвинула пустой стул, порываясь встать.

Тут же была поймана и зацелована под заверения о безграничном доверии.

– Лучше не ревнуй, Маню, – мрачно вставила я.

Кататься я больше не стала. Начал срываться снег, который через час превратился в нешуточный снегопад. Я следила за новостями по телевизору, в интернете и тонула в тревожности. Чёрт бы побрал мои попытки быть мудрой и понимающей женщиной! Разве я не знала, как Егор гоняет?! Он же вообще без башни, лётчик-налётчик! И не уверена, что у него есть хоть какие-то принципы… Дура я, дура! Надо было каждому дуэлянту выдать по шелобану в лоб, сломать лыжи, выбросить палки с обрыва и закатить эпичный скандал – такой, чтобы весь Шамони ещё сотню лет вспоминал. Нет, я не люблю конфликты и не очень умею скандалы устраивать, но с каждым движением минутной стрелки на больших чёрных часах по белым делениям «скилл» по раздаванию люлей был всё ближе к освоению. И плакать хотелось. Чашку с очередным кофе разбить. И снова плакать.

Прошло пять часов! Пять!!! Где они?!

Даха и Маню принялись рассказывать очередную бурду про длинные трассы. А я дёрнулась на тысячный звонок колокольчика над дверью. И увидела, что в кафе ввалился Миша. Взмыленный, как Буцефал, краснощёкий. Прямо в лыжах. Остановился, шаря глазами по посетителям. Шаркнул лыжей по деревянному полу, пропуская кого-то сзади. Это был Егор. Такой же мокрый и красный.

Я подскочила и бросилась навстречу.

– Миша! – вырвалось само.

Он засиял. А я повисла на его шее, теряя себя от счастья, что он живой, целый и на своих ногах, пусть и уставший неимоверно.

– Мишенька…

– Я выиграл, – выдохнул он и заключил меня в свои объятия.

Отвлёкся на секунду. Я почувствовала, что они обменялись рукопожатием с Егором. Рядом упали с грохотом лыжи. Всё равно!

Мой Миша! – пело всё внутри. Надо было кричать, возмущаться или плакать – столько всего скопилось за эти пять часов, но я чувствовала его тепло, вдыхала его запах и просто обнимала его, моего победителя, героя, родного! И выпрашивала индульгенцию у самой себя: я ещё чуть-чуть пообнимаю, и ещё чуть-чуть, и ещё… А потом, чуть-чуть позже, когда обнимательная сила кончится, когда перестану обвивать его шею руками, уткнувшись в неё носом, замирая от радости…, голову снесу.

* * *

Честно говоря, было не до песен. От усталости хотелось рухнуть замертво и лежать. Желательно без лыж и лыжных ботинок. Если б ещё лежание по волшебству сопроводилось душем и стейком размером с барную стойку! И чтобы жевалось как-то само. А Вика бы массаж сделала… Ммм, это будет сказкой!

Спуск оказался не только долгим, но и трудным. Повалил снег. Синего, которого, как выяснилось, зовут Василием, пришлось хором выковыривать, когда он залетел в овраг и провалился. Добров кувырком полетел на одном повороте, чудом лыжи не сломал. Едва я позлорадствовал, меня тоже занесло и закрутило. Но мы снова погнали. Остальные ребята остались передохнуть на второй очереди, прокричав дурацкие пожелания нам вдогонку. И мы понеслись. Последние пару километров я ехал на автопилоте. Добров тоже. Но не отставал. Упорный. Реакция у него не хуже моей. Ехали лыжа в лыжу, и вдруг у самого деревянного настила перед кафе, уже зажегшегося огоньками в расчерченных снегопадом сумерках, Добров намеренно притормозил. Я мотнул головой: соревнование так соревнование, всё должно быть по-честному. До последнего. Но тот лишь кивнул и совсем остановился, пропуская меня вперёд. Я аж проникся.

Не снимая лыж, я вломился в тепло и запахи, от которых тоскливо взвыл желудок. Соображал я уже туго, обвёл кафе глазами. И тут Вика, в красном своём, как ясное солнышко, с рассыпавшимися по плечам золотыми волосами, с глазами огромными от волнения и радости, выкрикнула моё имя и бросилась ко мне. Обняла! Носиком тёплым в шею ткнулась. И я понял: вот оно счастье! Оно того стоило.

Благодарно кивнул Доброву и снова прижал её к себе. Девочка моя! Сколько же от неё любви! Прямо сердце растворяется, как снег на ладони. И неожиданно сам для себя я почувствовал… благодарность. За то, что любит. За искренность. За тревогу и радость в глазах. Да меня никто никогда не ждал! Кроме налоговых инспекторов. А вот так – никто! И где-то в глубине себя я понял, что никогда не предам её, что бы ни случилось! Как голодный пёс человека, который его обогрел и накормил.