Гламуру вопреки - Карен Ямпольски Страница 60

— Ты такая умница, Кейси! — сказала я. На эту девушку всегда можно было положиться.

Но обстоятельства сложились так, что амуниция мне и не понадобилась: Минди сама вырыла себе могилу.

На следующей неделе, в один из самых суматошных дней, Минди металась по офису, как загнанная в угол мышь. И вот, по дороге в художественный отдел она вдруг — бах! — врезалась прямо в стену. Это было настолько безумно, настолько похоже на эпизод из кинокомедии, что я поначалу даже не поверила и сочла за розыгрыш. Но тут у нее начался приступ, после чего она потеряла сознание.

Кейси моментально позвонила в службу 911. Прибывшие медики привели ее в чувство, предварительно диагностировав передозировку. Минди отвезли в больницу для детоксикации.

Я с огромным сожалением наблюдала, как тайны этой женщины раскрываются одна за другой. И досадовала на саму себя за то, что иной раз подшучивала над ее пристрастием и напрочь его игнорировала, будто не имела к этому никакого отношения. Когда окружающие не пытаются тебе помочь, это и приводит к саморазрушению. А Минди в прямом смысле разрушила себя — прямо там, в офисе, у всех на виду.

Я думала, как поведет себя ее муж. И почему он ей не помог? Возможно, ему самому это все надоело?

Как выяснилось, дело было вот в чем. Когда я пришла проведать Минди в больнице, мы с ней поговорили по душам.

— Я выгнала его. Он забрал детей, — поведала она мне, переводя дыхание между приступами истерического плача. — Мне конец. Моя жизнь испорчена. А я только продолжаю все портить. И не знаю зачем. Эллен устроила меня на эту работу по старой дружбе, но даже не позвонила узнать, как я. Наверное, работы у меня теперь тоже нет…

Я покачала головой. Мне самой не верилось; наверное, виноваты были гормоны, бушующие в моем беременном теле, но я всем сердцем переживала за Минди. Я хотела дать ей еще один шанс, надеясь, что тот монстр, который бродил по коридорам «Нестром» в припадках паранойи, не был настоящей Минди. А вот эта несчастная, разбитая женщина на больничной койке как раз могла ею быть. И она заслуживала еще один шанс.

— Ты отличный выпускающий редактор, — сказала я ей и не соврала. — Но тебе нужна помощь. Ты должна очистить свой организм от наркотиков. И я хочу пойти тебе навстречу.

Она широко раскрыла глаза, будто бы взору ее предстало несусветное чудо.

— Но я так ужасно вела себя с тобой…

— Надеюсь, твое поведение в последнее время связано с наркотиками, — сказала я. — Поэтому ты сможешь вернуться к работе, когда пройдешь курс лечения и станешь настоящей Минди.

Она была так благодарна мне, что вновь разрыдалась. Минди сдержала слово и отправилась в реабилитационную клинику. Но по мере того как она отстраивала заново свой мир, мой мир постепенно рушился.

Я была на восьмой неделе, и все, чего мне хотелось, — это остаться дома и спать. Однако я продолжала редактировать статьи, встречаться с прессой, посещать модные показы — и все потому, что боялась накликать на себя гнев Эллен. Который последовал бы незамедлительно, стоило мне снизить общественную активность. Но дело было не только в Эллен. Теперь, когда я готовилась родить ребенка, мне хотелось, чтобы «Джилл» превзошла саму себя.

Только вот выпускающего редактора у меня не было. Заместительница Минди проявляла недюжинное усердие, пытаясь разгрести завалы, оставленные той на тридцать дней реабилитации. И напряженный ритм уже сказывался на всех поголовно.

Я часто задаюсь вопросом: а что, если бы я поступила иначе и поставила интересы женщины Джилл выше интересов одноименного журнала? Что бы это изменило? Врачи уверяют, что ничего нельзя было исправить. И все-таки я не могла избавиться от чувства вины за происшедшее.

Однажды утром, едва проснувшись, я ощутила невыносимо резкую боль в тазу, а голова вдруг пошла кругом. Я рухнула на пол, все еще, слава богу, находясь в сознании, и позвала Джоша, который в тот момент был в ванной.

Он мигом повез меня в больницу, где выяснилось, что у меня эктопическая — то есть внематочная — беременность. Моя левая фаллопиева труба треснула, открылось внутреннее кровотечение, и мне требовалась немедленная операция: я уже потеряла слишком много крови.

Уже позже Джош рассказывал мне, как в один момент он испугался, что я не выкарабкаюсь.

Я понимаю, насколько глупо это прозвучит, но мне действительно кажется, что я ненадолго умерла. Я помню лишь белую пульсирующую боль, которая потом растворилась в безмятежном покое, равного которому я никогда не знала. Я вдруг очутилась на озере в Джорджии. Мы сидели в старенькой лодке с Алексом, мамой и папой и удили рыбу. Счастливые и беззаботные, мы любовалась солнечным днем и радовались освежающему бризу, что ласкал наши щеки.

Приближаясь к причалу, я заметила людей, которые ждали меня там, и погрузилась в водоворот эмоций. Я испытала нежность, увидев, как Джош протягивает мне руку; я засмеялась, увидев танцующую Сару; я успокоилась, увидев, как Уолтер Пеннингтон распахивает для меня объятия; я возбудилась, когда Ричард Руиз подмигнул мне и поманил меня к себе. «Не волнуйся, все будет хорошо. Все пойдет тебе на благо, солнышко мое», — сказала мама. А мы продолжали грести, рассекая пронизанную солнцем воду…

И тут я проснулась. Джош держал меня за руку. За окном было совсем темно. По всей комнате стояли корзины и вазы с цветами, тут и там валялись открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления. Он рассказал мне о моих реальных посетителях.

Я испытала сразу множество сильнейших эмоций. Я была очень счастлива, что живу, но, тем не менее, ничуть не боялась смерти. Я чувствовала, что моя семья и мои друзья меня любят и всегда готовы утешить. Но помимо этого я испытала чрезвычайно глубокое облегчение. Ибо отныне я согласна была принимать свою жизнь такой, какая она есть; ибо отныне я знала, что моя жизнь удастся, даже если я никогда не стану матерью и думать забуду о журнале под названием «Джилл».