Сокровища Монтесумы - Кристин Кайл Страница 60

— Это долгая история, — сказал он мрачно.

— А разве похоже, что я куда-нибудь спешу?

— Может быть, теперь, когда вы узнали, какого сорта человек ваш партнер…

— Какой же? Человек, который не смог защитить себя от чьей-то бессмысленной жестокости? — воскликнула она, возмущенная его самоуничижением. — Как вы можете думать, что я настолько ограниченна?

— Но я вовсе не…

— Пожалуйста, избавьте меня от проявлений чрезмерной мужской гордости. Эти шрамы довольно старые. Когда это случилось, вы, наверное, были очень молоды?

— Пятнадцать.

Гнев Элли мгновенно остыл. Пятнадцать? Она вспомнила своего брата Дерека в этом возрасте — непокорный, гордый, с обостренным чувством собственного достоинства, пытающийся самоутвердиться. В эти годы жизнь молодого человека достаточно трудна и без кошмара изощренных пыток. Можно было представить, как страдал пятнадцатилетний паренек не только от физических, но и от душевных мук. Слезы набежали на глаза Элли, мешая видеть. Очень нежно она провела кончиками пальцев по следу, навсегда оставшемуся как напоминание о прошлом. Мэтт резко выдохнул. Элли отдернула руку, испугавшись, что невольно причинила ему боль, физическую или душевную, или обе сразу.

— Как это случилось, Мэтт? — прошептала она. Он медленно повернулся лицом к ней.

— Вы когда-нибудь слышали о команчерос?

— Нет.

Когда-то они были здесь постоянной угрозой, но с тех пор, как мексиканские власти объявили на них охоту, их почти всех уничтожили. Эти банды состояли из обозленных людей, которых привлекало насилие: дикие команчи, не пожелавшие жить в резервации, дезертиры из армии, мексиканские бандиты, метисы и другие полукровки, не нашедшие себя ни в мире индейцев, ни в мире белых, и прочий другой сброд.

— Такие, как братья Хейли?

— Часто гораздо хуже, хотя в это довольно трудно поверить.

Он сжал ей плечи. Элли молчала, потрясенная мощной волной энергии, излучаемой его напряженным телом. Она чувствовала его всего: его пальцы, массирующие ее плечи, широкую грудь, покрытую завитками темных волос, силу и энергию, исходящую от его мощного мужского тела.

— Команчерос с трудом можно было назвать людьми, — продолжал он свой рассказ. — Они ненавидели всех и вся и готовы были уничтожать и убивать просто из удовольствия, включая друг друга. Но они были тесно связаны между собой своими кровавыми делами и самое большое удовольствие получали, издеваясь над беспомощными и слабыми. Они часто совершали набеги на Мексику, хотя время от времени рыскали и на американской территории. Кража людей с целью выкупа была одной из основных статей их дохода. — Он сжал руки на ее плечах, не замечая, что причиняет ей боль. — Банда из тринадцати человек напала на миссию, в которой находился сиротский дом, где я рос. Они убили отца Мендозу и других католических священников, затем забрали с собой старших детей. Они убили всех этих безоружных добрых людей, которые учили и заботились обо мне, просто так, почти без всякой цели.

— Это, наверное, было ужасно, — прошептала Элли с сочувствием. Руки на ее плечах чуть расслабились.

— Остальных детей продали в рабство. Я был выше и крепче других, поэтому они оставили меня при себе. Если я не слушался их приказов, меня секли кнутом.

Элли внутренне сжалась. Она стояла так близко, в кольце его рук, и, казалось, чувствовала весь тот ужас, который он пережил когда-то, а сейчас так ярко вспомнил.

Уверена, ты был слишком горд и упрям, чтобы охотно выполнять их распоряжения.

Он чуть улыбнулся.

Заметила это во мне? Ну да, я ерепенился, разум не возобладал и я не научился избегать наказаний. С тех пор я и научился блефовать, скрывать свою ненависть и вообще любые эмоции за маской безразличия. Я слушался, но не слишком охотно. К моему удивлению, они начали испытывать ко мне что-то вроде уважения за то, что я не согнулся перед ними. Они учили меня стрелять и драться на ножах. Наказание за слабость и промахи были ужасными. Но я все еще оставался рабом. Если бы я попытался бежать, меня не колеблясь пристрелили бы.

— Но ты все-таки освободился от них. Как?

— Сбежал, — коротко сказал Мэтт, отпустив ее плечи. Он ясно дал понять, что его рассказ окончен, и Элли не стала спрашивать, чтобы лишний раз не вторгаться в его память и. не бередить его раны. Она и так была глубоко тронута тем, что он поделился с ней такими болезненными страницами своего загадочного прошлого.

Элли испытывала неловкость, не зная, что сказать. Да и какие слова здесь могли бы подойти? Наконец она прошептала:

Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через все это, Мэтт. Но эти испытания хотя бы сделали тебя сильным, умелым, таким, как ты сейчас.

Он молча смотрел на нее несколько мгновений. Какая-то мрачная, горькая самоирония мелькнула в его карих глазах, вызывая в ней отчаянное желание помочь, утешить, унять боль.

Элли попыталась улыбнуться.

— Ну так как мне сделать этот глиняный раствор?

— Смешай с глиной немного воды, чтобы получилась консистенция жидкого теста, просто чтобы можно было намазать на тело.

Он повернулся к ней спиной. Элли присела и погрузила руки в землю. Холодная глина продавилась между пальцами, но она была слишком густая. Доведя ее до нужной консистенции, Элли зачерпнула две пригоршни жижи и взглянула на Мэтта.

Ее взгляд скользнул по мускулистым плечам, затем опустился ниже, к тонкой талии, к упругим, крепким ягодицам, обернутым одеялом. Мэтт был слеплен без изъянов, словно молодой языческий бог, но красная, воспаленная кожа напоминала о том, что и боги могут страдать. И это странным образом делало Мэтта более человечным, более привлекательным. Он вынес трудновообразимые страдания от рук команчерос, но выстоял, не утратив доброты и чувства юмора, словно бросая вызов своему прошлому.

И снова ошеломляющее возбуждение вспыхнуло в Элли, но на этот раз она чувствовала все по-другому. Она уже больше не была тоскующей по ласке и нежности невинной девочкой, взбудораженной открытием своей чувственности, осознание которой пришло к ней подобно вспышке молнии. Теперь ее чувство стало более простым, более сильным и всепоглощающим, как раскаты грома, перекатывающиеся в горах многократным эхом.

Элли поднялась, положила руки Мэтту на плечи и принялась размазывать тонкий слой глины, ощущая ладонями мощные твердые мышцы и сухожилия. Ее руки легко скользили, едва касаясь старых рубцов и воспаленных муравьиных укусов. Уже знакомые искорки побежали по ее собственной спине и ногам. Элли закончила, осторожно намазав влажными руками линию вдоль позвоночника.

Мэтт глухо застонал.

Она застыла, мгновенно забыв о своих собственных волнующих ощущениях.

— Я причинила тебе боль?

— Не так, как ты думаешь. Продолжай.

— Но я уже закончила. Я покрыла глиной всю спину. Ты можешь сам закончить остальное.