Кесем-султан. Величественный век - Ширин Мелек Страница 60

Улыбка Ахмеда увяла. Нет. Не всегда.

Но если его Махфируз кто-нибудь обидел, то эта скверная собака будет умолять о смерти, почитая ее для себя наивысшей милостью!

– Что с тобой, любовь моя? – спросил Ахмед как можно более мягко. Женщина поглядела на него робко, почти испуганно, и Ахмед сдержал мимолетный порыв гнева, ибо не должна возлюбленная бояться своего милого, не должна, не простит Аллах такого! Но он вроде бы ничем не обидел ее… – Махфируз, я вижу, ты печальна. Кто заставил сердце твое грустить? Говори и ничего не бойся, клянусь Аллахом, я не обижу тебя!

– Мой повелитель… – Она повернулась к Ахмеду, и поза ее выражала глубочайшее почтение. – Повелитель сердца моего, со мной все хорошо. Ты избрал меня, ты открыл мне свое сердце и душу – что мне еще нужно? Но я беспокоюсь о своих подругах. Ты ведь знаешь, нынче для них настали… неспокойные времена.

– Ты умеешь выражаться мягко, – хмыкнул Ахмед. Душу затопило неизбывное восхищение девушкой, которая, взлетев до самого неба – ибо как иначе может быть, если ты избрана наследником Османов? – не утратила доброты и человечности.

Ахмед действительно очень хорошо знал гаремные порядки. Знал, каково сейчас приходится воспитанницам покойной Сафие-султан. И если Махфируз от забот ограждена милостью самого Ахмеда, то Башар и Махпейкер действительно могут попасть в беду.

Махпейкер… Почему-то сладко кольнуло сердце, когда в памяти всплыло ее милое круглое личико, веселая и всего лишь самую чуточку ехидная улыбка, безобидные подтрунивания над подругами и даже над шахзаде… Судьба этой девушки и впрямь нынче в руках Аллаха.

А еще – в его, Ахмеда, руках.

Она ведь тоже выросла, Махпейкер, выросла и изумительно похорошела. Может, и ей пора дать новое имя?

Ахмед внимательно поглядел на женщину, лежащую рядом. Махфируз ответила ему нежным взглядом из-под длинных полуопущенных ресниц.

– Ты делаешь то, что я думаю? – спросил Ахмед по-прежнему мягко, но в голосе его прорезался тот самый интерес, что заставлял изучать любую мелочь, попавшую в руки.

Как всегда, Махфируз поняла своего повелителя абсолютно верно. Ему требовались не ловкие женские увертки, а прямой и честный ответ. Его Ахмед и получил.

– Если ты думаешь, господин мой, будто я хочу, чтобы взгляд твой остановился благосклонно на моей лучшей подруге, то да, ты прав. Именно этого я и жажду всей душой.

– Султанские жены обычно находятся в ссоре, – усмехнулся Ахмед, откидываясь на подушки.

– Это дурная традиция, – парировала Махфируз, улыбаясь. – Мне известно, что жены Пророка – мир ему! – дружили друг с другом и всегда готовы были прийти на помощь, если одна из них в этой помощи нуждалась. Разве такая семья не должна служить примером всем мусульманкам?

– Полагаю, должна, – склонил голову Ахмед.

– Стало быть, это замечательно, когда женщины, отмеченные султаном или наследником султана, проживают в мире и согласии, как давным-давно делали это жены Пророка – мир ему!

– Это замечательно, – серьезно ответил Ахмед, – что у меня есть такая мудрая возлюбленная, способная в дни тревог заботиться не только о себе.

Махфируз смущенно зарделась, но в мыслях своих Ахмед был уже не с ней. Она хорошая женщина, замечательная, самая лучшая…

Просто Ахмед уже понимал, насколько сильно желает другую.

Махпейкер. Луноликая. Нет, ей тоже пришел срок сменить имя. Она будет… она будет – Кёсем. «Самая любимая»!

Махфируз не обидится. В конце концов, ведь она, третья из гёзде престолонаследника, стала первой икбал султана! Первой, кого он возвел на свое ложе…

Ахмед с нежностью погладил по плечу лежащую рядом с ним женщину. И, таясь, неловко улыбнулся, вспомнив, каким был дураком, когда в незапамятные времена – ого, чуть ли не больше года миновало! – отверг было ее, не желая, чтобы какая-то там женщина могла смотреть на него сверху. Что ж, он тогда и вправду совсем маленький был. Во всех смыслах.

Да, ее-то отверг… а Махпейкер в ту самую ночь возвел на свое ложе. Если это так называется. Ее – и Башар.

Ох, что это была за ночь… Наверно, за все время, что стоит дом Османов, никогда еще ни один султан или наследник султана не проводил так ночь с наложницами.

Ахмед закрыл лицо руками, будто от стыда, – но стыда не было. Он тихо засмеялся.

Что ж, теперь он разделит ложе с Махпейкер по-настоящему. Она станет его хатун. Его кадынэ. Его хасеки. Его спутницей жизни и матерью его детей.

И никогда Махпе… нет, Кёсем-хасеки не будет враждовать с Махфируз-хасеки! И их дети не станут друг другу врагами, не сделаются братоубийцами.

Ну а что касается Башар… Все ведь давно уже решено и обещано, не так ли?

* * *

Восходит солнце над землею, отражается в неисчислимых глазах творений Аллаха всемогущего – любезных сердцу его певчих птах, легких и свободных, желтых равнодушных глазах волков, лениво жмурящихся на рассвет после удачной ночной охоты, зверей больших и малых без числа.

Смотрят на солнце люди, сотворенные Аллахом по собственному образу и подобию, – не щурятся, потому что не набрало еще светило своей яркой дневной мощи, не обжигает глаз, нежно стелет свет по небу, исполосованному облаками, – красный, розовый, оранжевый. Шар планеты провернулся вокруг оси в своем вечном полете вокруг шара звезды.

Хотя и говорят некоторые богословы из самых истовых, что не может Земля быть шаром – ведь тогда, если идти все время на север, рано или поздно придешь в края, где солнце не заходит целыми сутками. А как же в этом случае поститься правоверным мусульманам, случись им зачем-то оказаться так далеко на севере в священный месяц Рамадан? Когда нельзя есть-пить в светлое время суток? Придется такому человеку либо согрешить перед Аллахом и отказаться от соблюдения поста, либо должен он будет умереть с голоду. А поскольку Аллах всеблаг, то не мог он дать такого повеления, не мог так поступить ни с кем из правоверных, а значит, не может Земля быть круглой, что бы там ни говорили Аристотель и Клавдий Птолемей.

Смеются ученые мужи над такими богословами и знай себе перечерчивают таблицы движения светил, созданные древними греками, а также мудрейшим Абу Рейханом аль-Бируни, но ответа – как быть такому правоверному – не дают. Наверное, не нужно заходить так далеко на север, говорят они.

Просыпаются люди затемно для утренней молитвы, самого благословенного в глазах Аллаха намаза фаджр, – сразу как протянется над горизонтом тонкая белая ниточка «истинного рассвета», и до самого восхода можно молиться, а потом кто-то досыпать ложится, а большинство за дело принимается. Крестьяне – скотину кормить, птицу выгонять, мастеровые – начинать нелегкий труд на весь день, но сначала можно кофе выпить, съесть кусочек вчерашней, совсем еще свежей выпечки, собраться с силами и мыслями.

Влюбленные могут и не проснуться для фаджра – не разбудит их напевный азан муэдзина, спят они, разбросав по ложу руки и ноги, спят, как первые люди в раю, голые, счастливые, золотые от восходящего солнца.