Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго Страница 60

Леонора поняла, что повысила голос, поскольку Инес с Эленой перестали раскачивать Мигеля, уставившись на них с Аной, словно зрители на артистов, дававших представление.

— Вы совершенно не стесняетесь критиковать меня, называть эгоисткой и бог знает кем еще за моей спиной, — продолжала Ана, не обращая внимания, что на них смотрят. — Но вам не нравится, однако же, когда я говорю правду вам в лицо.

Леонора встала, загородив сидевшую на стуле Ану от качелей.

— Ты высокомерная тварь! — произнесла она так, чтобы, кроме невестки, никто не услышал. — Ты пользуешься трудолюбием и честолюбием моих сыновей. А готова ли ты признать себя виновной в смерти Иносенте?

Ана вздрогнула, а Леонора продолжила:

— Ты изгнала его отсюда, не знаю как и почему. Но в своем последнем письме ко мне, которое, кстати, сын написал собственноручно, он признался, что больше не может выносить эту жизнь. Не может выносить!

Ана на секунду прикрыла глаза, словно собираясь с силами, а потом снова взглянула на Леонору, но на этот раз стоявшая над ней свекровь не отступила.

— Он завидовал Рамону. Его положению мужа и отца. Вы научили их делить все пополам, но некоторые вещи не делятся.

— Что ты имеешь в виду?

— Иносенте не смог вынести, что у Рамона было то, чего не было у него. — Ана глубоко вздохнула. Поглядывая на свекровь, она прикидывала, сколько следует рассказывать. Она заметила обеспокоенный взгляд Мигеля, тряхнула головой, будто прогоняя какую-то мысль, и снова вздохнула. — Мы отлично ладили до рождения Мигеля…

Леонора снова села, задыхаясь от ярости и слез, стараясь сдержаться перед невесткой. Под деревом авокадо Инес снова принялась раскачивать Мигеля. Элена наблюдала за Леонорой и Аной. Ей не хотелось вклиниваться в разговор, тем не менее при необходимости она была готова вмешаться.

— Как ты можешь обвинять ребенка в том, что он стал причиной разлада? Иносенте любил Мигеля, словно собственного сына, — настаивала на своем Леонора. — Это ты во всем виновата! Тебе недостаточно было завлечь одного брата, ты завладела обоими, а потом вбила между ними клин. Ради всего святого, признай хоть какую-то ответственность за свои поступки.

Руки Аны задрожали. Она опять заглянула в глаза свекрови и погрузилась в самую их глубь.

— Не я погнала отсюда Иносенте, а ваши беспрестанные вопросы о том, когда мы уедем с плантации! — огрызнулась она. — Вы никак не могли смириться с тем, что близнецы могут обрести здесь свое счастье. Вы непрерывно напоминали об ужасной ошибке, которую они совершили. Вы писали о том, что может пойти не так, и никогда о том, что им удалось сделать. Вы жаловались, как страдаете без сыновей, словно имеет значение только то, далеко они от вас или близко, а не та жизнь, которую они выбрали, будучи взрослыми мужчинами. И вы еще смеете называть меня эгоисткой?!

Послышался стук копыт. Во двор влетел Северо и, соскочив с лошади, стал выкрикивать приказания работникам, которые бросили свои дела и кинулись выполнять его распоряжения. Широкими шагами он приблизился к Леоноре и Ане и, тяжело дыша, снял шляпу и поклонился:

— Сеньоры, сожалею, но вынужден сообщить вам плохие новости. Дон Рамон упал с лошади и получил повреждения.

— О бог мой! — Леонора кинулась вслед четырем невольникам, которые направились в лес с гамаком и длинными шестами, но, как только тропинка сузилась, повернула обратно. — Где он? Он сильно пострадал?

Элена бежала за тетей и пыталась ее успокоить.

— Его принесут сюда, — сказал Северо. — Нам нужны бинты. Я послал за тетушкой Дамитой, — доложил он Ане, застывшей под хлебным деревом, в то время как Леонора с Эленой носились по двору. Северо говорил тихо, словно заставляя Леонору и Элену успокоиться, чтобы расслышать его слова. — Боюсь, падение было серьезным. Я отправил всадников за доктором, но, даже если его сразу найдут, он прибудет на гасиенду только через несколько часов.

— Может, разумнее отвезти Рамона к врачу? Он перенесет поездку? — спросила Леонора.

Северо повернулся к ней:

— Он упал с насыпи. У него сломана нога, все тело в кровоподтеках. Он, должно быть, ударился головой, потому что на несколько минут потерял сознание. Для него будет лучше, если мы попытаемся вылечить его здесь и не станем перевозить в другое место.

— Но наверное, правильнее было бы отвезти его туда, где есть врач, — сопротивлялась близкая к истерике Леонора.

— Сан-Бернабе находится на полпути в город. Мы можем остановиться там и перехватить доктора, если он уже направится сюда, — пояснил Северо.

— Делайте все, что нужно, — ответила Ана хрипло.

— Да, сеньора, я приказал подготовить повозку. Мы примем решение, как только вы с Дамитой осмотрите раны…

— Если вы правы и положение серьезное, то донья Леонора права: мы должны перевезти его в город как можно скорее, — согласилась Ана.

Северо коснулся шляпы и был таков.

В следующие мгновения двор сахарного завода заполнили сновавшие туда-сюда люди и животные. Ана принесла стопку простынь и передала Леоноре и Элене, чтобы те порвали их на бинты. Потом приказала Пауле вскипятить воду в кухне, а Тео приготовить тазы. Бенисьо и Хуанчо впрягли двух мулов в повозку, Хосе закрепил над ней тент, сама же Ана с Флорой и Дамитой постлали туда солому, разровняли ее и накрыли простыней, чтобы Рамону было удобно лежать. Мигель вцепился в юбку Инес, испугавшись всей этой суматохи.

— Индио! Эфраин! Возьмите его и пойдите поиграйте куда-нибудь.

С большим трудом Индио и Эфраину удалось увести Мигеля и дать взрослым возможность продолжить приготовления.

Спустя час Северо и Эухенио въехали во двор. За ними бежали невольники с гамаком, правая сторона которого была окровавлена. Леонора кинулась к ним. Муж попытался ее удержать, чтобы позволить рабам без помех перегрузить хозяина на повозку.

— Разреши мне взглянуть на него, разреши обнять, пожалуйста! — закричала она, и Эухенио отпустил жену.

Невольники встали так, чтобы Леонора смогла увидеть сына. Заглянув внутрь, она пошатнулась и едва не упала. Но Эухенио подхватил ее и практически отнес к стулу под хлебным деревом, препоручив заботам Элены и Флоры. Как только Рамона переложили на дно повозки, Ана с Дамитой принялись обрабатывать и перевязывать его раны. Услышав стон отца, прибежал Мигель, бросив своих товарищей по играм:

— Папа, папа! Почему ты плачешь?

Он попытался вскарабкаться на повозку, но Индио и Эфраин оттащили его к Инес, которая понесла малыша прочь. Все четверо ревели в голос.

Немного придя в себя, Леонора забралась на повозку и принялась стирать кровь и грязь с лица сына, пока Ана с Дамитой занимались его правой ногой. Раздробленная кость торчала наружу чуть ниже колена, а лодыжка была вывернута. Наложили жгут, но кровь все шла и шла. Лицо Рамона было исцарапано, нос разбит. Мелкий гравий и щебень ободрали кожу на его ладонях и предплечьях. Дамита дала Леоноре чистую салфетку, чтобы приложить к его лбу. Ана закрепляла раненую ногу между двумя досками с помощью полосок ткани. Она казалась рассерженной, однако Леонора уже видела такое выражение на лицах военно-полевых врачей и сестер, которым приходилось иметь дело с трудными переломами. Ловкие, быстрые движения невестки были холодными и расчетливыми.