Нежно влюбленные - Мэри Джо Патни Страница 6

Но в этот день что-то тревожило Диану, несмотря на то что в доме было спокойно и тишина нарушалась лишь тяжкими завываниями ветра.

В кухне Диана заварила себе чаю и уселась за стол с чашкой ароматного дымящегося напитка — за чаем коротать одиночество было легче. Эдит Браун — третий обитатель их жилища — сильно простудилась, и Диана уложила ее в постель.

Вообще-то Эдит была хозяйкой этого дома, но для Дианы она стала другом и учителем, и две женщины всем занимались вместе — от приготовления еды и доения коров до воспитания ребенка.

Поскольку Диана могла не торопиться к коровам и по дому было мало дел — надо было лишь кое-что заштопать, — женщина предвкушала заранее, как она сможет спокойно почитать вечером или поиграть на фортепьяно. Впрочем, несмотря на приятную перспективу, ее не оставляло непонятное чувство тревоги, хотя, казалось, волноваться не о чем. Толстые каменные стены вот уже больше двух веков противостояли ветрам, в доме было довольно провизии и топлива.

Но Диана зачем-то опять подошла к окну и стала беспокойно вглядываться во тьму, но ничего, кроме носимых ветром снежинок, не увидела. Нерешительно отбросив с лица длинные пряди каштановых волос, Диана мучительно пыталась понять, чем вызвана ее тревога. По опыту она знала, что такое чувство появляется у нее лишь в моменты опасности. В последний раз это случилось, когда Джеффри было два года. Диана думала, что малыш спит, но внезапно, влекомая неведомой силой, она выбежала из дома и бросилась к ручью. Диана поспела как раз вовремя — Джеффри, оказывается, встал, и один отправился на прогулку, и там, оступившись, свалился в воду.

Одно воспоминание об этом случае так взволновало Диану, что она опустилась в свое любимое кресло у очага в полном смятении. Закрыв глаза, женщина попыталась еще раз разобраться в своих чувствах. Что-то может произойти с Джеффри? С Эдит? Или, может, ее волнует какой-то пустяк? Нет, ее ощущение было необъяснимым, она не могла понять, в чем дело. Какое-то чутье подсказывало, что опасность не угрожает ни ей, ни ее домочадцам.

Надвигающийся шторм что-то с собой принесет. Или кого-то. Пальцы Дианы инстинктивно сжались, но она усилием воли заставляла себя успокоиться. И внезапно интуиция будто шепнула ей, что грядет то, чего она одновременно боялась и ждала — перемена.

Мадлен Гейнфорд родилась и воспитывалась здесь, в самой возвышенной части Англии, но успела забыть, каким колючим может быть ветер. Ей было всего семнадцать, когда она покинула эти места, и теперь, вернувшись сюда, она почувствовала, как радостно забилось ее сердце. Сейчас Мадлен разменяла уже пятый десяток.

Извозчик высадил Мадлен в небольшой, типичной для Кливдена деревушке, которая показалась ей очень странной. Впрочем, ее родной Кливден мало изменился за эти годы — перемена произошла в ней самой.

Экипаж был почти полон, и кучер позволил ей взять с собой лишь небольшую сумку, которую она теперь несла на плече. Мадлен оставила свой сундук в гостинице в Лейберне, не желая дожидаться более удобного экипажа — надвигался шторм, и женщина боялась надолго задержаться в гостинице среди незнакомых людей. А больше всего на свете Мадлен Гейнфорд хотела умереть среди друзей.

Она плотнее запахнулась в подбитый мехом плащ, стараясь не вспоминать неприятный разговор со своей овдовевшей сестрой. Когда-то давно они были друзьями — до тех пор, пока Мадлен, опозоренная, не уехала из дома. Письма, которыми они обменивались, были короткими и сухими, но Мадлен посылала домой немало денег и рассчитывала на более теплый прием. Изабел рано потеряла мужа, и если бы не деньги сестры, ей с детьми пришлось бы весьма туго.

Когда Изабел отворила дверь, Мадлен была поражена выражением лица старшей сестры: злость и отвращение читались на нем. Даже не позволив переступить порог дома, несколькими короткими, но выразительными фразами Изабел Вольф дала понять сестре, что не допустит, чтобы ее дети находились под одной крышей с падшей женщиной. Ее последние обидные слова так и звучали в ушах Мадлен: «Ты купила себе кровать, в которой побывал целый легион любовников».

Мадлен и в голову не приходило, что слова могут так больно ранить, к тому же шлюхой и падшей женщиной сестра ее прежде не называла. Только теперь Мадлен поняла, как хотела найти здесь приют и убежище. Боль и отчаяние были так велики, что она бы рухнула на землю тут же, не окажись желание бежать из этого дома сильнее. Конечно, она смогла бы найти пристанище в любом из соседних домов, но в этом, право же, не было смысла. Смысла, впрочем, не было решительно ни в чем! К чему продлевать агонию на несколько месяцев, да еще платить за это деньги и видеть перед собой лица незнакомцев!

Вцепившись сильнее в ручку сумки, Мадлен пошла вверх по неровной дороге вдоль ручья. Ребенком она сотни раз проделывала этот путь, когда убегала от домашних обязанностей. Находя уединенное местечко, девочка забивалась туда и мечтала, пыталась представить себе, каков же мир за пределами ее родного Кливдена. И сейчас Мадлен испытывала какое-то щемяще-сладостное удовольствие, бредя по знакомой дорожке. Ветер хлестал немилосердно, колючие снежинки кололи лицо. Уже почти стемнело, но дорогу еще можно было разглядеть.

Резкий, порывистый ветер извещал о приближающейся буре, которая надолго отрежет ее родную возвышенность от остального мира.

Самая легкая смерть — от замерзания.

«Интересно, — мелькнуло у нее в голове, — кто это вернулся с того света и поделился своими впечатлениями?»

Эта мысль немного развеселила Мадлен, и на усталом лице женщины появилась слабая улыбка. Она радовалась, что чувство юмора не оставило ее даже в столь трагичную минуту.

Глупо было надеяться, что Изабел изменилась, а у нее не было сил на выяснение отношений.

Удивительно, как далеко она смогла уйти! Наконец усталость свалила ее с ног.

Снег уже валил не так. Вспомнилось детство. Мадлен подумалось о том, что она всегда была одинока, рядом с ней никогда не было близкого человека.

Ей так не хватало таких снегопадов в Лондоне. Конечно, снег там иногда шел, но очень недолго, и он никогда не оставался чистым долго. И уж конечно, в Лондоне никогда не было так тихо и спокойно.

Прислонившись к дереву, Мадлен закрыла глаза и подумала, сколько же пройдет времени, прежде чем она заснет навечно. Говорят, некоторые люди перед смертью вспоминают свою жизнь, но она думала лишь о Николасе. Мадлен представила, как исказилось гневом его лицо, когда он обнаружил, что она ушла. Наверное, он пытается разыскать ее. Но только адвокат Мадлен знал, куда она уехала.

Мадлен вдруг заплакала. Непрошеные слезы текли по ее холодному, замерзшему лицу.

Их с Николасом связывали не только деловые отношения, иначе она бы не уехала. Она исчезла, ничего ему не сказав, потому, что он не отпустил бы ее. Нельзя было допустить, чтобы он видел, как она угасает, теряя остатки красоты. Николас мог бросить ее, — мысль эта кольнула Мадлен, — но скорее всего он остался бы с нею до конца. И в таком случае Николас заплатил бы слишком дорого за то, чтобы наблюдать, как умирает его любовница. Страдали бы оба, а Мадлен так его любила, что не могла допустить и мысли о его страдании.