Путь Светлячка  - Юлия Монакова Страница 6

Тим с детства был влюблён в эту актрису: по-мальчишески пылко, искренне, отчаянно. Точнее, даже не в саму Светлану Звёздную, а в экранный образ, воплощённый ею в знаменитом фильме «Самое лучшее лето», где она сыграла юную оторву — хулиганку Анфису, двоечницу и авантюристку.

Происходил Тимофей Солнцев из самой что ни есть пролетарской семьи. Мать — повариха в заводской столовой, отец — слесарь. Они любили сына, но, к сожалению, практически не занимались его воспитанием из-за занятости и постоянной усталости. Тимофея воспитывали двор и улица, и совсем немножко — школа. Во время летних каникул ребёнок был фактически предоставлен самому себе. Он целыми днями шлялся с другими пацанами по городу: исследовал подворотни, бегал в речной порт посмотреть на теплоходы или отирался на пляже. Мать опасалась, что сын попадёт в плохую компанию, и вообще страшно боялась дурного влияния. В конце концов, из деревни на лето был вызван мамин семидесятипятилетний дед — бывший конюх, которому отныне надлежало осуществлять надзор за малолетним правнуком.

Дед оказался невероятно забавным. Ночами он громко ржал на всю квартиру — не хохотал, а именно ржал во сне, как конь, видимо, тоскуя по своим четвероногим питомцам, а затем оглушительно командовал: «Но-о-о!» или «Тпр-р-ру!..» Тимофей давился от смеха и даже тайком записывал дедовское ржание на магнитофон, включая затем эти записи дворовым дружкам и приятелям, чем доводил их буквально до истерики. Дед не обижался на это, он вообще был покладистым стариком, но вот беда — уследить за шебутным, шустрым правнуком у него просто не хватало сил и энергии. Правда, кое в чём он всё же смог оказать влияние на мальчишку: приучил его к незатейливому деревенскому угощению — горбушке чёрного хлеба, густо присыпанной солью. Уважал он также и «тюрю» — блюдо, состоящее из кусков подсохшей белой булки или батона, залитых молоком.

Даже много лет спустя, став известным певцом, Тим мог проснуться среди ночи от голода и, оказавшись на кухне, с наслаждением вгрызться в подсоленный кусок чёрного хлебушка, запивая нехитрое лакомство простой водой из кружки…

Едва продрав глаза утром, Тимофей тихонько, стараясь не потревожить храпящего старика (родители были уже работе), бочком-бочком крался к выходу и просачивался за дверь. Впереди был целый день летней вольницы — бесконечный, счастливый, насыщенный разнообразными яркими событиями…

Мальчишка кубарем скатывался с лестницы и выскакивал во двор, а дед, разбуженный звуком хлопнувшей двери, ковылял в прихожую, поддерживая спадающие портки, и кричал вслед правнуку на весь лестничный пролёт:

— Тимоха!.. Ты хоть рыло-то умой!!!

Куда там — юркого пацана уже и след простыл. Вот и весь дедов «присмотр»…

Домой мальчишка являлся, когда на улицах уже зажигались первые фонари. Чумазый, лохматый, со ссадинами и болячками на коленках и локтях, которые он заклеивал листьями подорожника, но невероятно воодушевлённый, переполненный эмоциями и сочащийся впечатлениями, как спелый фрукт — сладким соком.

Мать ворчала на него для проформы, отец лениво стращал, что в конце концов даст Тимофею ремня, но одними лишь угрозами дело в итоге и ограничивалось.

Позже, отмочив в горячей ванне дневную грязь, чистенький и распаренный мальчик пил на кухне чай с сушками и взахлёб рассказывал деду о своих сегодняшних приключениях.

В кино на «Самое лучшее лето» Тимофей попал совершенно случайно. Несмотря на то, что билет на детский утренний сеанс стоил всего десять копеек, мальчишка не желал тратить свои скудные сбережения на всякую ерунду. Вот уже полгода он старательно откладывал деньги на велосипед, собирая мелочь в свинью-копилку. Иногда родители великодушно разрешали ему оставить себе сдачу после похода в магазин, изредка сами подкидывали карманных деньжат «на мороженое», порою он находил медяки на улицах, прямо под ногами, а по выходным дням промышлял возле ЗАГСов — многие гости забрасывали молодожёнов мелкими монетками, когда те появлялись на парадной лестнице после регистрации, и Тимофей всячески одобрял эту традицию. Он резво ползал под ногами у очередной свадебной процессии и собирал рассыпавшуюся мелочь в целлофановый мешочек.

В тот день он как раз возвращался с добычей домой. Тяжесть мешочка, набитого монетками, ощущалась ужасно приятной — Тимофею не терпелось высыпать всю эту мелочёвку на стол и обстоятельно пересчитать. Он не сомневался, что там будет как минимум рубль.

Путь его лежал мимо кинотеатра. Мельком скользнув взглядом по красочным пёстрым афишам, мальчик вдруг чуть не споткнулся, замедлил шаг, а затем и вовсе остановился.

С одной из афиш на него смотрела девчонка. Он таких никогда прежде не видел. И дело даже не в том, что она была красивой — вернее, не только в этом. Что-то было в её глазах… некое загадочное лукавство, словно она заговорщически подмигивала пацану, приглашая узнать какой-то необыкновенно важный секрет. При этом казалось, что ей самой-то уже давным-давно всё известно про него, Тимофея — вся его подноготная. Он был перед ней весь, как на ладони, но это почему-то не раздражало, а радовало. У девчонки были удивительные глаза — светлые, бездонные, лучистые…