Рожденные в любви - Барбара Картленд Страница 6

У лестницы, ведущей к парадной двери, его ждал конюх.

Спешившись, герцог сказал:

— Аквилин сегодня в хорошей форме.

Конюх улыбнулся, восприняв это как комплимент в свой адрес, и повел лошадь на конюшню.

Герцог медленно поднялся по ступеням и вошел в холл.

Когда он отдал шляпу, кнут и перчатки лакею, дворецкий сообщил:

— Господин, граф де Тивер ожидает в малом салоне.

На мгновение в глазах герцога вспыхнуло раздражение. Он не ждал визита племянника, сына его сводной сестры.

Единственный ребенок его отца от первого брака, она была намного старше его.

Герцог подозревал, с какой целью племянник приехал в chateau.

Тем не менее ничего не мог с этим поделать и нехотя направился в малый салон.

Он подумал, что Сардо скорее всего приехал один.

Лакей открыл дверь и, войдя, герцог убедился в своей правоте.

Сардо де Тивер одиноко стоял у окна.

Он быстро обернулся на звук шагов и сказал:

— Доброе утро. Вас, должно быть, удивил мой визит, но мне необходимо поговорить с вами.

— Это действительно сюрприз, — признался герцог. — Когда я последний раз видел тебя в Париже, ты чрезвычайно интересно проводил время.

В голосе герцога звучало осуждение, и от племянника не ускользнуло, что он особенно выделил слово «интересно».

Сардо де Тивер был красив, темноволос и одет по последней моде. На первый взгляд он производил благоприятное впечатление.

Тем не менее герцог подметил темные круги у него под глазами, что свидетельствовало о нездоровом образе жизни молодого человека.

Его тонкие губы были крепко сжаты, и это странно контрастировало с его подобострастной речью.

Герцог подошел к камину, который по случаю летней жары был убран цветами, и прислонился к нему спиной.

— Я догадываюсь, зачем ты ко мне пришел, Сардо. И мой ответ будет тем же, что и в прошлый раз.

— Я предполагал, что вы мне откажете, дядя Армон, — потупился граф, — но, поверьте, я нахожусь в крайне щекотливом положении, если его не исправить, все может вылиться в огромный скандал.

— Что на этот раз? — сурово спросил герцог. Сардо опустился в кресло.

— На самом деле, дядя Армон, в этом нет моей вины. Я пытался кое-что отложить, после того как вы помогли мне в прошлый раз, но связался с человеком, который выманил у меня большую сумму, а теперь он обанкротился, и у меня нет никакой возможности вернуть эти деньги.

Герцог уже неоднократно слышал эту историю, но не стал ловить племянника на слове.

— А куда ты дел довольно значительную сумму, полученную в наследство от отца, помимо денег, что дал тебе я?

Граф не ответил, и герцог сказал:

— Полагаю, большая часть этих денег ушла на женщин! Неужели ты еще не понял, что женщины вытягивают деньги из кошельков мужчин подобно магниту. И, честно говоря, ты не настолько богат, чтобы содержать их.

— Это нечестно, дядя, — жалобно промолвил Сардо. — Сами-то вы делаете, что хотите, почему бы и мне не делать того, что хочу я!

— Да, я делаю то, что хочу, как ты правильно заметил. Но я могу себе это позволить. А ты, к сожалению, слишком далеко зашел.

— Меня удивляет ваше обвинение, — недовольно произнес Сардо. — Я молод и хочу получать удовольствие от жизни до тех пор, пока не остепенюсь и осяду, как того требует моя матушка, в маленьком, скучном поместье в Нормандии, где абсолютно нечего делать и невозможно найти женщину, которая бы не стояла одной ногой в могиле.

Эта тирада на какой-то миг повергла герцога в изумление, однако, спохватившись, он сказал:

— Ты никогда не пытался устроить свое поместье; вместо этого ты до нитки обобрал свою мать.

Сардо вскочил с кресла.

— Опять эти разоблачения, обвинения… Я уже не надеюсь услышать что-нибудь другое!

— Ты сам виноват в этом, — продолжал герцог. — За последние несколько лет ты истратил поистине астрономическую сумму! И я повторяю тебе то, что говорил в прошлый раз: это не может продолжаться вечно. Ты не единственный родственник, которому я выделяю деньги.

— Мне это известно, — заявил Сардо. — Но ведь вы богаты, как Крез, и все они довольно неплохо живут за ваш счет, так почему же я должен оставаться в дураках?

Герцог нахмурился.

— Послушай, Сардо, не далее как вчера я просматривал список отчислений, которые сделал в пользу своих родственников за последние три года. Возможно, тебе будет интересно узнать, что ты возглавил его с огромным отрывом.

— Я ваш единственный племянник, — возразил Сардо, — а моя мать — ваша единственная сестра, следовательно, мои требования более законны, чем все притязания тетушек и кузин, которые начинают жаловаться на бедность и нищету, как только завидят вас.

— Но они чрезвычайно благодарны мне за помощь, и это говорит о том, что живут они более чем скромно. Они не могут позволить себе тратить деньги, как это делаешь ты, на парижских куртизанок, которые славятся своей расточительностью.

— Кому, как не вам, знать об этом, — грубо ответил Сардо.

Но, заметив выражение дядиного лица, он изменил тон.

— Пожалуйста, дядя, помогите. Мне угрожают кредиторы. Я не могу больше получить у них отсрочку.

Герцог не ответил. И в прошлый, и в позапрошлый раз Сардо рассказывал одну и ту же историю.

— Я обещаю, — продолжал Сардо, — я клянусь честью, что не влезу больше в такие долги. Но помогите мне сейчас, помогите! Это утопающий молит вас о помощи.

Излишне драматичные, театральные нотки, звучавшие в его голосе, насторожили герцога.

Те же самые слова племянник говорил в прошлый раз, в этой же самой комнате. Даже интонации те же.

Герцог бросил взгляд на часы.

— Пора обедать. Давай отложим обсуждение этого вопроса на более позднее время. Полагаю, ты останешься здесь. Поэтому составь для меня список всех твоих кредиторов. С именами и суммами. Мы все обсудим, и я решу, помогать тебе или нет.

Сказав это, он тотчас направился к двери, давая понять, что разговор закончен.

Сардо сжал кулаки и топнул ногой.

— Проклятие, проклятие! — воскликнул он. — Какого черта он не дает мне денег!

Сардо чувствовал, как в нем закипает ненависть к дяде. О, если б он имел возможность сказать герцогу, как опостылели ему все родственники!

Однако в данной ситуации у него остается единственная надежда — убедить герцога дать ему денег. Даже если он должен питаться его объедками и целовать его ботинки — иного выхода нет.