Любовь без рецепта, или История Нади Шараповой, родившейся под знаком Девы - Елена Ларина Страница 6

Что касается традиционных методов лечения, то Коля просто отказывался к ним обращаться. Уверял, что все это пустяки и что он, как всякий русский мужик, выдюжит… Да, пожалуй, его здоровья хватило бы еще надолго. Только у меня силы подходили к концу. А чуда не происходило… И святая вода, которой я по чьему-то совету обрызгала нашу квартиру, не помогла.

Двухкомнатная квартира мужа, где мы поселились после свадьбы, была отремонтирована и обставлена опять-таки за счет отца.

Машина пошла в счет уплаты за аварию, в которой, по словам Николая, был виноват не он, а тот, другой, «пострадавший» водитель. Почему тогда мы оплачиваем его убытки, я не поняла, а Николай не считал долгом объяснять. Я чувствовала, что начинаю сходить с ума.

Терпела я долго, успокаивала себя, надеясь на вечный русский «авось». Вот, думала, в один прекрасный день проснусь снова не супругой алкоголика, на которую во дворе смотрят одни с сочувствием, другие — просто с брезгливым любопытством, а счастливой женой добропорядочного гражданина. И забудется как страшный сон, как приходилось раздевать пьяного супруга, норовившего то забраться в постель с сапогами, а порой и просто устраивавшегося в передней на коврике.

Надежда Шарапова, надежда русской медицины, — в роли денщика. Когда Михаил Николаевич Шарапов появился на свет, я, к счастью, уже успела закончить училище и устроилась на работу в одну из городских больниц.

Я-то, дурочка, надеялась по наивности своей безграничной, что, когда появится Мишка, все изменится. Но ничего не вышло, скорее наоборот — с рождением ребенка мой благоверный еще больше запил — оно и понятно, собутыльники затаскали по друзьям и знакомым, везде нужно было отметить рождение сына.

Никогда в самом страшном сне не могла я представить, что стану терпеть подобное обращение. Но терпела. Потому что любила… Да, любила. Но от любви до ненависти, как и обратно, — только один шаг. И Николай сам подтолкнул меня к этому шагу. Наверное, я еще многое могла бы простить: пьянство, долги, в которые мы влезли по его милости. Но не побои. Хватило одной пощечины, которую я заслужила только потому, что посмела отказать ему… Нет, не в любви — этим он редко интересовался, когда пил. Речь шла об очередном полтиннике.

Рука у мужа была тяжелая, в голове звенело. Однако способность соображать я окончательно не утратила. Сунула ему требуемые пятьдесят рублей, чтобы облегчить себе отступление и, пока Николай ходил к ларьку — тому самому, где мы когда-то познакомились, — перебежала вместе с Мишкой обратно к тете Вале.

Супруг не сразу понял, что я ушла в буквальном смысле слова. В тот вечер он даже не пытался наводить справки, ждал, видимо, что наутро я появлюсь с огуречным рассолом, который я по доброте душевной добывала.

Развод с Николаем дался тяжело, несмотря на все унижения, что мне пришлось вытерпеть с ним. Семья разделилась на два лагеря — мать с отцом, уже справившие серебряную свадьбу, предлагали мне «терпеть до конца».

— До чьего конца? — спрашивала я. — Его или моего? У меня еще есть ребенок, между прочим!

Сестра была на моей стороне, Николай никогда ей не нравился. Мишеньку я переправила в Новгород — подальше от папаши. Кроме того, сидеть с ним я уже не могла — надо было самой зарабатывать на жизнь и себе, и ребенку. Да и тетя Валя при всех своих замечательных качествах была не слишком хорошей нянькой.

Коля регулярно навещал меня, но не для того, чтобы помочь, — обычно просил денег. Иногда умолял, иногда угрожал… Как-то пришлось обратиться в милицию. Участковый, грузный усталый мужчина, пил на кухне чай и жаловался — сколько у него нераскрытых грабежей, угонов и прочих страшных преступлений на участке. Тетушка ужасалась и поглядывала в окно, словно там и в самом деле творилось что-то жуткое. Несмотря на занятость, участковый нашел время заглянуть к Николаю, и на некоторое время тот оставил меня в покое.

А я продолжала работать, ожидая перемен, хотя два года работы медсестрой в городской больнице — достаточный срок для того, чтобы избавиться от всех девичьих иллюзий. Не могу сказать, что я была такой уж наивной девочкой, когда поступала в училище, но представить в полной мере, насколько сестринский труд может быть тяжел и неблагодарен, конечно, тогда не могла.

Но несмотря ни на что, мне нравилась моя работа, я ощущала себя на своем месте, неся больным облегчение и помощь. И от благодарных взглядов пациентов становилось легко и благостно на сердце.