Проклятие королей - Филиппа Грегори Страница 6

– Да, гордится, – говорит он с тщеславием любимого сыночка. – Может, я и не принц Уэльский, я только второй сын, но она мной гордится.

– А принцессой Марией? – поддразниваю его я. – Самой хорошенькой принцессой в мире? Или принцессой Маргаритой?

– Да они всего лишь девчонки, – отвечает он с братской насмешливостью. – Кому они нужны?

Я слежу за тем, чтобы новые платья королевы должным образом пересыпали душистыми порошками, вычистили и вывесили в гардеробной, когда Елизавета входит и закрывает за собой дверь.

– Оставьте нас, – коротко говорит она служанке, ведающей гардеробом, и по ее тону я понимаю: случилось что-то очень дурное, королева никогда не бывает так немногословна с теми, кто ей прислуживает.

– Что случилось?

– Это Эдмунд. Кузен Эдмунд.

При звуке этого имени у меня слабеют колени; Елизавета усаживает меня на табурет, подходит к окну и распахивает его, так что в комнату льется прохладный воздух, и в голове у меня проясняется. Эдмунд – Плантагенет, как и мы. Сын моей тетки, герцог Саффолк, король к нему благоволит. Его брат стал предателем, он возглавил мятежников, выступивших против короля в битве при Стоуке, и погиб на поле боя; но Эдмунд де ла Поул, напротив, всегда был отчаянно верен, он был правой рукой короля Тюдора и его другом. Он – украшение двора, звезда турниров, красивый, смелый, блестящий герцог из Плантагенетов, радостный знак всем, что Йорки и Тюдоры живут бок о бок, любящей королевской семьей. Он входит в ближний придворный круг, этот Плантагенет на службе у Тюдора; он сменил масть, флаг развевается в другую сторону, алый и белый смешались в новой розе, и это пример нам всем.

– Арестован? – шепчу я; это мой самый сильный страх.

– Бежал, – коротко отвечает Елизавета.

– Куда? – в ужасе спрашиваю я. – О боже. Что он натворил?

– К императору Священной Римской империи Максимилиану, чтобы собрать против короля армию, – у нее перехватывает дыхание, словно слова застряли у нее в глотке, но ей нужно задать мне вопрос. – Маргарет… скажите… вы ничего об этом не знали?

Я качаю головой, беру Елизавету за руку, смотрю ей в глаза.

– Поклянитесь, – требует она. – Поклянитесь.

– Ничего. Ни единого слова. Клянусь. Он мне не доверился.

Мы обе умолкаем при мысли о тех, кому он обычно доверялся: о зяте королевы Уильяме Куртене, женатом на нашей кузине Катерине; Томасе Грее; нашем кузене Уильяме де ла Поуле; моем троюродном брате Джордже Невилле; нашем родственнике Генри Буршье. Мы составляем тщательно переписанную и широко известную сеть кузенов и родни, связанную узами брака и крови. Плантагенеты рассеяны по всей Англии: напористые, отважные, честолюбивые мальчики, мужчины-воины и плодовитые женщины. А против нас – четверо Тюдоров: старуха, ее беспокойный сын и их наследники Артур и Гарри.

– Что теперь будет? – спрашиваю я, встаю и иду через комнату закрыть окно. – Мне уже лучше.

Елизавета протягивает ко мне руки, и мы на мгновение обнимаемся, словно мы – все еще те девушки, что в страхе ждали новостей из Босуорта.

– Он не сможет вернуться домой, – печально произносит она. – Мы больше не увидим кузена Эдмунда. Никогда. А шпионы короля его точно найдут. У него теперь на службе сотни соглядатаев, они его отыщут…

– А потом отыщут всех, с кем он когда-либо говорил, – предрекаю я.

– С вами – нет? – снова спрашивает она. Ее голос падает до шепота. – Маргарет, по совести, с вами – нет?

– Со мной – нет. Ни единого слова. Вы же знаете, я глуха и нема, когда речь об измене.

– А потом или в этом году, или на будущий год, или через год его привезут домой и убьют, – глухо говорит Елизавета. – Нашего кузена Эдмунда. Нам придется смотреть, как он пойдет на плаху.

У меня вырывается тихий стон горя. Мы беремся за руки. Но в тишине, думая о нашем кузене и плахе на Тауэрском холме, мы обе знаем, что уже пережили и куда худшее.

Я не остаюсь на королевскую свадьбу, я еду подготовить Ладлоу к приезду юной четы, удостовериться, что там тепло и уютно. Король, улыбаясь, приветствует всех своих родичей Плантагенетов с излишней, надоедливой приязнью, и я рада, что покинула двор, потому что боюсь, что король своими любезными речами задержит меня в зале, пока его шпионы обыскивают мои покои. Самая страшная опасность исходит от короля, когда он выглядит довольным, ищет общества придворных, объявляет веселые забавы, зовет нас танцевать, смеется и прогуливается среди гостей, пока снаружи, в темных галереях и на узких улицах, делают свое дело его шпионы. Мне, возможно, и нечего утаивать от Генриха Тюдора; но это не значит, что я хочу, чтобы за мной следили.

Как бы то ни было, король повелел, чтобы молодые безотлагательно отправились после свадьбы в Ладлоу, и я должна все там для них приготовить. Бедной девочке придется распустить большую часть своей испанской свиты и ехать через всю страну в самую скверную зимнюю погоду в замок почти в двухстах милях от Лондона – и в целой жизни от удобства и роскоши ее родного дома. Король хочет, чтобы Артур показал всем свою невесту, чтобы все вдоль дороги были поражены следующим поколением Тюдоров. Он думает, как утвердить власть и блеск нового трона, но не думает о молодой женщине, которая скучает по матери в чужой стране.

Замок Ладлоу, пустоши Уэльса, зима 1501 года

Я заставляю слуг в Ладлоу перевернуть весь замок вверх дном, отскрести полы, вычистить каменные стены, а потом завесить их богатыми теплыми гобеленами. По моему приказу перевешивают ковры в дверях, чтобы избежать сквозняков, я покупаю у виноторговцев огромную новую бочку, распиленную пополам, которая будет служить принцессе ванной; моя кузина королева пишет мне, что инфанта собирается принимать ванну каждый день – невиданный обычай, от которого, я надеюсь, она откажется, когда почувствует, какие холодные ветра бьются в башни замка Ладлоу. Для предназначенной ей кровати шьются новые занавеси – мы все надеемся, что принц каждую ночь будет туда приходить. Я заказываю новые льняные простыни у лондонских торговцев тканями, и они присылают лучшие, самые лучшие, какие можно купить. Полы отскребаются, по ним рассыпают свежие сушеные травы, чтобы в комнатах чарующе пахло летним сеном и полевыми цветами. Я велю вычистить трубы, чтобы яблоневые поленья в комнате принцессы горели ярко, я требую со всей округи лучшую еду и сладчайший мед, самый вкусный эль, фрукты и овощи, сохраненные со времени сбора урожая, бочки соленой рыбы, копченое мясо, огромные круги сыра, который в этой части мира так вкусен. Я предупреждаю, что мне постоянно будет нужна свежая дичь, что придется забивать птицу и скот, чтобы кормить замок. Я убеждаюсь, что все сотни моих слуг, вся дюжина старших слуг наилучшим образом подготовились; а потом я жду, мы все ждем приезда четы, ставшей надеждой и светом Англии, тех, кто станет жить на моем попечении, учиться быть принцем и принцессой Уэльскими и зачинать сына – как можно скорее.

Я смотрю поверх скопища соломенных крыш городка на восток, надеясь увидеть развевающиеся знамена королевской гвардии, спускающейся по сырой скользкой дороге к Глэдфордским воротам, когда вижу вместо этого одинокого, быстро скачущего всадника. Я сразу понимаю, что он везет дурные вести: первая моя мысль – о родственниках, о Плантагенетах, пока я накидываю плащ и спешу вниз, к воротам замка, чтобы с колотящимся сердцем встретить гонца на мощеной дороге от широкой главной улицы; он спешивается передо мной, опускается на колено и протягивает запечатанное письмо. Я беру письмо, ломаю печать. Я боюсь, что мой мятежник-родственник Эдмунд де ла Поул схвачен и назвал меня своей сообщницей. Я так напугана, что не могу прочесть нацарапанные на странице буквы.