Новая Элоиза, или Письма двух любовников - Жан-Жак Руссо Страница 6

Удержитесь, государь мой, от тщетных угроз, которые мне немало не страшны, и от несправедливых укоризн, кои не могут меня унизить. Знайте, что между двух особ равных лет, нет другого соблазнителя, кроме любви, и что вам не должно презирать такого человека, которого ваша дочь удостоила своим почтением.

Какую жертву смеешь ты на меня налагать, и по какому праву ее требуешь? Или творцу всех мук моих должно принести последнюю мою надежду? Я хочу почитать отца Юлии; но должно, чтоб он согласился быть моим, дабы научился я ему повиноваться. Нет, нет, государь мой, какие мнения ни имеете вы о наших поступках; но они никогда меня не принудят отказаться для вас от прав столь милых к столь справедливо приобретенных моим сердцем. Ты делаешь жизнь мою несчастною: я тебе не должен ничем кроме ненависти, и ты не можешь ничего от меня требовать. Юлия сказала; вот мое согласие. Ах! пусть я буду ей всегда повиноваться! Другой станет ею владеть, но я буду ее более достоин.

Если б дочь твоя удостоила со мной советоваться о пределах твоей власти, не сомневайся, чтоб я не научил ее противиться несправедливым твоим требованиям. Какова бы ни была власть, которую ты во зло употребляешь, мои права священнее твоих; цепь, соединяющая нас, есть предел родительской власти, даже и пред судом человеческим; и когда ты смеешь призывать Природу, тогда ты один ниспровергаешь и ее законы.

Не приводи так же сей странной к тонкой чести, об отмщении которой ты говоришь, и которой никто кроме самого тебя не оскорбляет. Почитай выбор Юлиин, и твоя честь в безопасности; ибо мое сердце тебя чтит, невзирая на твои обиды; и, невзирая на Готфские правила, союз честного человека никогда другого не бесчестит. Если досаждает тебе мое высокомерие, напади на жизнь мою, я никогда против тебя защищать ее не стану; впрочем, я очень мало забочусь знать, в чем состоит честь дворянина; но что касается до чести добродетельного человека, то она мне принадлежит, я умею защищать ее, и сохраню ее чистую и без пятна до последнего дыхания.

Поди, отец бесчеловечный, и мало достойный столь сладкого имени, – помышляй о мерзостном чадоубийстве в то время, когда нежная и покорная дочь жертвует своим благополучием твоим предрассудкам. Сожаления твои отмстят некогда за муки, тобою мне причиненные, и ты почувствуешь, но уже поздно, что слепая и неукротимая, злость твоя не меньше и тебе, как мне, плачевна будет. Без сомнения я буду несчастлив; но если когда ни будь глас крови отзовется во глубине твоего сердца, то сколько еще несчастнее меня ты будешь, принесши б жертву мечтаниям единый плоде свой, – единую на свете красотою, достоинством, добродетелями, и для которой небо щедрое в своих дарах; ничего, кроме лучшего отца, не позабыло!