В плену любви - Ли Стаффорд Страница 6

Линнет задержала дыхание.

— И что… что вы ей ответили? — спросила она, запинаясь.

— А как вы думаете? Что я принесу вас домой, празднично упакованную и перевязанную розовой ленточкой?

Это не ответ на вопрос, кисло подумала она.

Но его слова прозвучали так, как будто она должна была понять их суть. Макс ди Анджели рассчитывал получить то, что хотел.

Официант принес им макароны с соусом из ветчины и сыра и графин с охлажденным белым вином. Все было просто и превосходно, и Линнет не могла не сознаться, что ей все нравится.

— Косима — ребенок, который может дать любовь и привязанность, но не сразу и не каждому, — рассудительно сказал Макс, — я думаю, что вы поживете у нас две недели как гостья, а в конце этого срока сами решите: останетесь или нет.

— Вы, вероятно, считаете само собой разумеющимся, что я останусь, — резко ответила Линнет.

Он пожал плечами.

— Почему нет? В данный момент вы птичка без песни. Но здесь, в Италии вы будете окружены музыкой и красотой. Косима сейчас нуждается в человеке, похожем на вас. Может быть, и вы в ней нуждаетесь?

Он не знает, что говорит. Это невозможно. Ее любовь к Кэсси происходит из того факта, что она была дочерью Джоанны, а он же не мог этого знать.

Но это было правдой. Если она сейчас уйдет, встанет на путь трусливого бегства, она навсегда оборвет нить в свое детство.

И вместо того, чтобы сказать то, что она собиралась сказать, Линнет спокойно ответила:

— Хорошо, синьор. Две недели, Певчая птичка попала в позолоченную клетку, подумала она печально, даже сейчас не понимая, почему она переменила свое решение и согласилась жить под одной крышей с этим человеком, которого не любила и которому не доверяла.

Конечно, ради Кэсси, убеждала она себя, ради моей дружбы с ее матерью. Но как бы она ни объясняла это, Максимилиане ди Анджели заставил ее сделать то, чему противился ее инстинкт самосохранения. И хотя бы поэтому он казался страшным.

Линнет должна была обосноваться в «Кафаворите» на следующий день. Но, цепляясь за свою независимость, Линнет настаивала на том, чтобы поехать домой за вещами и личными принадлежностями — Пустая трата времени, — нетерпеливо возразил он.

— Я приехала без вещей, — твердо сказала она. — Я не могу так жить целых две недели.

— И для этого вы собираетесь возвращаться в Англию? В Венеции полно магазинов, и во всех лучших для меня открыт счет.

Позволить ему обеспечить ее гардеробом? Решительно нет! Она отлично представляла дорогие магазины, где он был постоянным покупателем.

— Я не могу так поступить, — спокойно возразила она.

— Почему? — изумился он. — Вы не будете мне ничем обязаны, если боитесь именно этого. Если же вся проблема в деньгах, я думаю, что билет на самолет в Англию не дешевле, чем затраты на покупки, не так ли?

— Да, это так, — согласилась она, — Но я хочу привезти свои собственные вещи, синьор.

И я сама оплачу авиабилет.

— Вздор. — Он презрительно взмахнул рукой. — Кроме того, раз вы собираетесь жить в моем доме… или остановиться в нем как гостья… вы должны перестать называть меня синьор. «Макс» не будет стоить вам больших усилий?

Линнет сглотнула.

— Нет, думаю, что нет, — неохотно ответила она, хотя боялась, что его имя застрянет у нее в горле. Имена были для друзей — или, по крайней мере, для людей, которых связывают дружеские отношения. Сложно обращаться по имени к человеку, к которому испытываешь глубокую, жгучую, скрытую злобу. Нужно быть очень хорошей актрисой, чтобы суметь скрывать свои чувства долгое время.

Он настоял на том, чтобы проводить ее до отеля, но прежде, чем они покинули бар, Линнет заметила, что он махнул рукой темноволосой женщине, с которой разговаривал, когда она пришла. Линнет подозревала, что он вернется сюда, как только избавится от нее. Может быть, они заранее договорились о встрече. Она не совсем понимала, почему она испытывает чувство вины за то, что отвлекает его от интересной личной жизни.

Пока они шли, стало садиться солнце, и Венеция купалась в последних золотистых лучах заката.

— При таком освещении становится сразу же понятно, почему город называют «La Serenissima», — задумчиво размышлял он. — Венеция подобна стареющей, но все еще прекрасной куртизанке, уверенной в своем очаровании.

Линнет внимательно посмотрела на него и тотчас же отвернулась, но его внимание было приковано к делла Салуте, которая отражалась в темнеющей воде. Не было сомнений, что он любит этот город и чувствует общность с ним. Нет также никаких сомнений, что он заботится о своей дочери.

Но она чувствовала, что за его любовью стоит самонадеянное чувство собственности. Как будто все законно принадлежит ему по праву рождения, и он никогда не сомневается в абсолютности своего права. Она была уверена, что все его женщины немало испытали от его высокомерия, его собственнических инстинктов. Он их не любил, а обладал ими как собственностью.

Она сдержала дрожь. — Венеция очаровательна, — согласилась она, стараясь отвлечься от размышлений о его личной жизни. Джоанна жила с этим человеком; он был ее мужем, ее любовником. В далеких уголках ее памяти сохранилось воспоминание об одном вечере в Верн-Холле, незадолго до отъезда Джоанны в Италию на собственную свадьбу и о том, как хихикали некоторые из ее подруг.

«…Все знают, что итальянцы замечательные любовники…», — говорила одна из них, но заметив, что это услышала и Линнет, которая была намного моложе, сказала: «Ш-ш-ш».

Теперь Линнет даже не желала знать, имеет ли это отношение к человеку, который был рядом с ней, не желала даже думать о таких вещах в отношении него, хотя это было трудно, потому что она была уверена, что скоро он заспешит к той красивой женщине. Ее враждебность к нему обострялась и усложнялась чем-то, чему она не знала названия… неясная, порочная прелесть как-то воздействовала на нее.

Она так запуталась в своих размышлениях, что почти пропустила все, что он говорил ей о ее переезде в «Кафавориту», и ужаснувшись, она взяла себя в руки и стала внимательно слушать, потому что была уверена, что он не из тех людей, кто так просто прощает ошибки. Его тон был сейчас сух, это был тон нанимателя, который обращается к тому, кто должен слушаться его указаний, и Линнет была оскорблена этим тоном.

Когда они подошли к отелю и она почувствовала, что он скоро уйдет, она не смогла удержаться, чтобы не сказать:

— Одно лишь озадачивает меня… Его губы тронула легкая снисходительная улыбка:

— Что же? Скажите же мне. Она помолчала, затем решилась:

— Вы предложили мне это место после короткой беседы в основном потому, что я понравилась вашей дочери. Ну, а если бы она не встретила меня… Ну если бы я не натолкнулась на нее в патио?

В его мягком скептическом смешке послышалось издевательство.