Замок для двоих - Элеанор Фарнс Страница 6

Тонкий, но нестерпимо яркий лучик света проникал сквозь задернутые незнакомые шторы. Венеция несколько минут не могла вспомнить, где находится и почему. Но память быстро вернулась. Девушка выскользнула из постели, чтобы поднять шторы и взглянуть на старый замок при дневном свете.

Свет казался слишком ярким после сна и полумрака затемненной комнаты. На дальних горах он словно раскалывался на блестящие осколки, ослепляя Венецию. Она опустила глаза и к своему удовольствию обнаружила, что смотрит на ухоженный великолепный сад, разбитый между внешними стенами замка и примыкающим к нему жилым зданием. Массивные стены отбрасывали тень, в которой на легком ветерке раскачивались верхние ветви цветущей мимозы, в то время как нижние застыли в неподвижности, и слегка подрагивали цветы небесно-голубой джакаранды.

В углу находился бассейн с прозрачной, спокойной голубой водой, отражающей ясное утреннее небо. От бассейна до стен, украшенных живыми розочками и клематисами, простиралось большое пространство, выложенное зеленой и белой брусчаткой. В расстановке садовой мебели, в тщательно продуманных местах для кадок с кустами, цветами или лимонными деревьями чувствовалась рука дизайнера.

Пока Венеция стояла, с восхищением глядя на эту красоту, из-за угла здания появился какой-то человек, прошел к павильону и открыл его ключом. Он вошел внутрь и вернулся с грудой разноцветных диванных подушек — желтых, синих, зеленых и пурпурных — и принялся раскладывать их на кованых креслах, стоящих возле металлических столиков, на деревянных шезлонгах и на садовых скамейках. Взяв сачок с очень длинной ручкой, он осторожно выудил несколько листьев, плавающих на поверхности бассейна. Затем, обратив свое внимание на розочки на стенах, срезал засохшие цветы садовыми ножницами и бросил их в корзину.

Венеция еле оторвала взгляд от этой пасторальной сценки и с интересом стала рассматривать оригинальную архитектуру строения. Старый замок был как бы вписан в более новое здание. Венеция же находилась в одной из старинных круглых башен, что объясняло долгий путь, который ей пришлось проделать, добираясь до своей комнаты. Чтобы не испортить внешний вид замка окном — что означало бы уменьшить ощущение массивности целого — ее окно выходило вовнутрь. Под ним был сад, за ним — бассейн, а справа двор, частично скрытый от ее глаз углом дома. Девушка увидела высокую арку, через которую с доном Андре проезжала вчера вечером. Открыв одну створку окна, чтобы высунуться и заглянуть поглубже во двор, она услышала цокот копыт.

Венеция сразу узнала сеньора де Аревало и отпрянула от окна.

Хозяин замка выглядел великолепно. Она признала это с первого, и восхищенного, взгляда. Его красивая, горячая лошадь, чья темно-коричневая шерсть отливала ореховым блеском, нетерпеливо перебирала ногами. Всадник сидел в седле с профессиональной легкостью, прямой как шомпол и разговаривал с кем-то. Его собеседника Венеция не видела. Девушка вспомнила, как гордятся испанцы своим мастерством наездников и как в каждом их движении, когда они едут верхом, сквозят надменность и высокомерие. Венеция подумала, что следовало бы сделать статую дона Андре и его коня, чтобы навсегда запечатлеть энергию, силу и красоту их обоих. Да, он — настоящий испанский гранд.

Но у грандов, напомнила она себе, идеи весьма отличаются от ее собственных, и они ведут образ жизни, неприемлемый для английской девушки. Если что-то она и открыла для себя во время путешествия с Розмари по Испании, а они изучали людей и обычаи так же внимательно, как архитектуру и природу, — так это отношение мужчин к женщинам. Исходя из своих наблюдений, они решили, что Испания — страна мужчин. В бедных слоях общества женщинам приходилось очень тяжело, к семейным обязанностям добавлялась изнурительная работа в поле. В богатых семьях женщины служили для украшения и развлечения мужчин — одевались для них, улыбались для них и во всем признавали их превосходство. Однако все эти женщины не протестовали, а временами были так пассивны, что Венеция подумала, будто они скрывают собственные мысли и действуют по-своему. Они придавали большое значение внешности, особенно волосам и обуви. Даже самые бедные девушки из рабочих семей имели блестящие, красиво уложенные волосы. Неровные или небрежные стрижки были для них столь же редки, как джинсы или брюки.

Сеньоры всегда держались вместе и обычно разговаривали друг с другом, а не с дамами. Они сидели в городских кафе, сдвинув головы, а в деревнях — на стульях у обочины дороги, занятые серьезным разговором. Женщины сплетничали между собой и уходили при первом знаке своего мужчины.

Венеция не вращалась в очень высоких кругах, чтобы знать, как следует гранду обращаться со своими дамами, но подозревала, что он будет ожидать повиновения, безупречного поведения, соблюдения семейных традиций.

«Ну нет, — решила она, — отношения императора и раба не для меня!»

Сеньор закончил разговаривать с невидимым собеседником и поднял хлыст в кратком приветствии, когда лошадь прошла через арку и застучала копытами по каменной площадке. Через несколько мгновений он скрылся из поля зрения.

Раздался легкий стук в дверь, и вошла молодая горничная с подносом для Венеции.

— Buenos dias, seсorita.

— Buenos dias, y muchas gracias ^{note 11}.

— Habla usted espaсol, seсorita?

Улыбнувшись, Венеция покачала головой:

— Solo un poco ^{note 12}. — Она еще и жестом постаралась дать понять, что плохо говорит по-испански.

Девушка улыбнулась в ответ и вышла, а Венеция осталась с кофе, свежими рогаликами, маслом и медом. Она отнесла поднос к окну и поставила на широкий подоконник, откуда могла хорошо видеть сад.

Ей захотелось до завтрака искупаться в чистом, сверкающем бассейне, и она удивилась, что никто этого не делал. Но Венеция знала, что спорт не занимает большого места в жизни молодых испанок, так же как и любая чрезмерная активность, если она не строго необходима. А поскольку они очень поздно легли спать, возможно, никто в замке не вставал так рано. За исключением сеньора, который, наверное, позавтракал до того, как эффектно уехал.