Наваждение - Глория Даймонд Страница 6

Неужели она все-таки перебрала спиртного? Но это действительно был Квентин Блейн, и на этот раз он не улыбался вежливо, а, чуть запрокинув голову, ехидно ухмылялся.

Поймав его насмешливый взгляд, Эвелин почувствовала, что у нее подгибаются колени. И она с размаху хлопнулась на задницу.

Квентин не должен был смеяться. И сам понимал это. Но когда Эвелин Флауэр, пару дней назад такая строгая и неприступная, беспомощно шлепнулась на пол, он не смог сдержаться. Хоть это и непростительно. Остается только надеяться, что его смех потонул во всеобщем веселье.

Господи, кто бы мог подумать, что она такая хорошенькая? Накануне Квентин принял ее за одну из замороженных, хорошо воспитанных и хорошо образованных дамочек. Он встречал много таких женщин на своем веку. И мужчин тоже. Конечно, такие люди прекрасные профессионалы, но после работы общаться с ними не хочется.

Но сейчас он смотрел на Эвелин во все глаза. Ее юбка высоко задралась, открыв стройные бедра, красное от смущения лицо блестело от пота. Трудно было поверить, что это одна и та же женщина.

Эвелин встала на колени, одернула юбку и свирепо зыркнула на него, словно именно он был в ответе за закон всемирного тяготения. Квентин увидел знакомый холодный блеск в ее огромных серо-голубых глазах, но какой завораживающий блеск! Она просто вне себя оттого, что ее увидели в столь неловком положении.

Стараясь сохранять невозмутимость, Квентин протянул ей руку.

— Простите, что помешал вашей вечеринке, — как можно серьезнее проговорил он, что далось ему с трудом, так как губы помимо воли растягивались в улыбке. Сейчас Эвелин походила на маленькую разобиженную девочку, которая пытается держаться с достоинством. — Я хотел еще раз поговорить с вами и услышать ответ.

Квентин понял, что Эвелин пытается собраться с мыслями. Она несколько раз глубоко вдохнула, затем пожала протянутую руку, но встала, опираясь не на нее, а лишь усилием своих тренированных ног.

Она заговорила. Не грубо, но так, что Квентин сразу понял: он для нее один из наименее приятных собеседников.

— Хорошо, мистер Блейн, — проговорила она. Ее тон странно противоречил растрепавшимся кудрям и легкомысленной короткой юбке. Такой голос должен принадлежать женщине с гладко зачесанными волосами, одетой в строгий деловой костюм. — Пойдемте.

Квентин почти физически ощутил ледяной холод, когда она прошла мимо него. Ну и ну! За десять секунд — из огня в лед.

Но все это не имеет значения, напомнил он себе, направляясь следом за Эвелин и глядя, как сердито подпрыгивают ее каштановые кудри. Лишь бы только она согласилась помочь ему с Конни.

Ну и нервы у этого парня! Эвелин резко распахнула дверь. Кто дал ему право заявляться без приглашения и даже без звонка? Она просто не выносила таких, как этот Блейн, которые считают, что весь мир создан к их услугам.

Сделав усилие над собой, Эвелин подавила эти мысли и попыталась унять негодование. Может, она злится потому, что ее застали в глупом положении. Или потому, что действительно беспокоится за Конни, хотя пока этот Блейн еще не сказал ничего, что могло бы послужить серьезным основанием для тревоги.

Господи, какой же дурой, она, наверное, выглядела! Ноги широко раскинуты, юбка задралась… Эвелин даже подумать об этом не могла без содрогания.

Пока они шли по коридору, она чувствовала спиной его взгляд.

Когда Эвелин обставляла свой дом, она полностью раскрыла романтическую сторону своей души. На окнах висели занавески из ирландского кружева, мягкие диваны были обиты розовым ситцем. Сосновая мебель хорошо сочеталась с букетами цветов на полках.

Глядя теперь на свое жилище, Эвелин думала, что Квентин, скорее всего, находит ее дом пошлым. Он, разумеется, принадлежит к тем, кто предпочитает элегантный минимализм. Его жилище, скорее всего, изобилует дорогой электроникой и произведениями современного искусства, тщательно подобранными модным дизайнером. Типично для богатого холостяка.

Эвелин вела его в маленькую гостиную, единственную комнату, которая, хотя бы в некоторой степени, соответствовала атмосфере деловых разговоров.

Они шли вдоль стен, увешанных семейными фотографиями. Эвелин удивленно заморгала, когда Квентин остановился, чтобы получше рассмотреть одну из них.

Это был довольно сентиментальный снимок — залитый солнцем, как полотна импрессионистов. На нем была запечатлена четырехлетняя Эвелин. Она стояла на зеленой поляне в желтом платьице, ее каштановые волосы с бронзовым отливом развевались на ветру. Она смотрела прямо в объектив доверчивым взглядом своих огромных серо-голубых глаз. Разумеется, это было еще до того, как их семья распалась и Эвелин научилась не доверять никому.

— Славная девочка, — пробормотал он. — Очень красивая.

— Все четырехлетние дети красивые, — отрезала Эвелин и распахнула перед ним дверь гостиной.

Ей показалось, что Квентин вздохнул, но она не была в этом уверена. Дверь гостиной была плотно закрыта, однако ритм рок-н-ролла мешал сосредоточиться. Эвелин устроилась за столом и жестом предложила Квентину сесть в кресло.

— О чем вы хотели со мной поговорить?

Прежде чем ответить, он поудобнее устроился в кресле и осмотрелся. Эвелин была довольна, что у этой комнаты все же достаточно деловой вид.

Наконец, Квентин заговорил:

— На прошлой неделе, — произнес он так, словно сам процесс речи был ему неприятен, — Конни угрожала мне самоубийством.

Рот Эвелин медленно приоткрылся. Она пораженно смотрела на Квентина, ничего не понимая. У него в волосах седина. Но ведь он слишком молод, чтобы седеть. Кажется, Конни говорила, что ему тридцать три… Или нет?

Но ведь дело не в этом. Он только что сказал… Эвелин заставила себя собраться с мыслями.

— Нет! Не может быть! — горячо сказала она просто для того, чтобы не вникать в страшный смысл услышанного. Да, конечно, письма Конни после гибели Талберта были очень печальны, но они никак не походили на письма человека, который хочет покончить с собой. Если бы это было так, то она, Эвелин, обязательно почувствовала бы недоброе.

— Это правда. — Квентин подался вперед. — Правда.

— Но она же ждет ребенка! — едва смогла выдавить Эвелин. Ей не хватало воздуха. Нет, это не может быть правдой. Ведь еще две недели назад пришло последнее письмо от Конни… — Как это было?

— В прошлую среду у нее началась истерика, пришлось вызвать врача. Конни вроде бы пришла в себя и вдруг ледяным тоном произнесла, что наложит на себя руки. — Квентин откинулся на спинку кресла и пригладил волосы. Это был первый жест, выдававший его волнение. — Не думаю, что она действительно пойдет на это, но все же…

— Но все же… — голос Эвелин зазвучал хрипло, и она откашлялась, — все же к угрозе самоубийства нужно относиться серьезно. Это… — она еще раз откашлялась, — возможно, крик о помощи.