"Фабрика слез" - Вера и Марина Воробей Страница 6

– Это неконструктивно. – Клава резко поднялась и начала нервно прохаживаться по кухне. – Не бывает бесталанных людей. У тебя очень развито воображение…

– А толку? – уныло протянула Каркуша, радуясь в душе, что дело приняло совсем другой, деловой оборот.

Это означало, что Клава согласна принять участие в кастинге. Все остальное представлялось Каркуше малосущественным. Почему-то она нисколько не сомневалась, что им удастся придумать интересный и оригинальный номер. И, словно в подтверждение ее надежды, Клава вдруг замерла посреди кухни, а потом, хлопнув в ладоши, радостно выкрикнула:

– Придумала! Ура! Вернее, не придумала, а вспомнила! Классная фишка! Только нам придется кое-что изменить… Мама моя, в смысле Паша, этот фокус изобразила, когда в театральный поступала… Она рассказывала, что вся комиссия от смеха под стол рухнула! Слушай, – взглянула Клава на Каркушу. В ее глазах плясали огоньки. – Ты петь умеешь? Ну хоть чуть-чуть?

– Вообще-то, – вздохнула Каркуша, – мне в детстве медведь на ухо наступил. Все так говорят… А без пения ничего такого придумать нельзя?

– Без пения не получится, – тоном, не терпящим возражений, заявила Клава. – Ты будешь петь, а я рисовать! Это будет бомба, вот увидишь! Паша этот номер вдвоем с подружкой исполняла. Только у них никто не рисовал. Они вместе пели и жестами показывали то, о чем пели. А мы с тобой сделаем так: ты будешь блажить, а я рисовать.

– А почему мы в таком случае вместе блажить не можем? – уцепилась за соломинку Каркуша. – Ты же говоришь, что мама с подругой на пару пели?

– Можно, конечно, – неуверенно пожала плечами Клава, – только боюсь, что меня это отвлекать будет. Понимаешь?

– А мы попробуем порепетируем, может, и не будет тебя это отвлекать? – Каркуше до ужаса не хотелось петь в одиночку. Тем более что когда она говорила про медведя, который в детстве наступил ей на ухо, то была недалека от истины. Впрочем, это не мешало Каркуше дурным голосом орать по утрам в ванной весь репертуар ее любимой Земфиры. – А что будем петь? – живо поинтересовалась Катя.

– «Марш нахимовцев». Слышала такой?

– Никогда. – Каркуша отрицательно замотала головой. – Что еще за дрянь?

– Никакая это не дрянь. Раньше, во время войны и потом еще долго этот марш был очень популярен. Нахимов – герой, морской адмирал. Нахимовское училище, слышала о таком? Там морскому делу учат… – И, не дожидаясь ответа, с воодушевлением продолжила: – Стало быть, «Марш нахимовцев» – это марш моряков. А Паша рассказывала, что, когда она училась в школе, у них была такая игра, называлась «Зарница». Тогда была «холодная война», и Советский Союз боялся, что на него нападет Америка, вот детей и воспитывали в военно-патриотическом духе. Короче, класс, в котором училась Паша, был классом «Юных моряков», то есть нахимовцами. Они бегали по пересеченной местности с деревянными винтовками, маршировали строем и пели этот марш. А потом Паша вспомнила все это и приготовила очень смешной номер и поступила с ним в театральный институт. Потому что, она сама призналась мне, кроме этого офигенно смешного номера и красивых глаз, никакими особыми талантами ее Бог не наградил. Понятно?

– Пока не очень, – мотнула головой Каркуша. – Например, я не врубаюсь, почему именно этот марш надо петь. Что в нем такого особенного? Может, для начала ты мне его споешь?

Громко прочистив горло, Клава запела неожиданно высоким голосом:

– Солнышко светит ясное!

Здравствуй, страна прекрасная!

Юные нахимовцы тебе шлют привет!

В мире нет другой Родины такой!

Путь нам озаряет, словно утренний свет,

Знамя твоих побед!

А теперь припев, – объявила Клава и строго приказала Каркуше: – Запоминай!

Простор голубой, земля за кормой,

Гордо реет над нами флаг отчизны родной!

Вперед мы идем, с пути не свернем,

Потому что мы Ленина имя в сердцах своих несем!

– Бред какой-то! – возмутилась Катя. – Еще про Ленина на кастинге петь не хватало!

– Не хочешь про Ленина петь, пой про Сталина, – милостиво позволила Клава и добавила с улыбкой: – Кстати, в первоначальном варианте так и было: «Потому что мы Сталина имя в сердцах своих несем!»

– Спасибо. – Каркуша отвесила Клаве земной поклон. – Сталин – это круто! Это совсем другое дело! – с явной издевкой прокомментировала она предложение подруги.

– Короче, я вижу, тебя моя идея не вдохновила, – с едва уловимой обидой в голосе заметила Клава.

– Я не понимаю, в чем она, собственно говоря, заключается, и почему надо петь именно этот дурацкий марш?

– Идея, то есть в данном случае юмор, заключается в несоответствии пафосного текста, манеры исполнения и действий, которые этот текст будут сопровождать. А почему «Марш нахимовцев»? Ну, во-первых, это уже проверенный вариант, а во-вторых, я уж не знаю почему, но все вместе это на самом деле очень прикольно и смешно получается… А что, у тебя есть другие идеи? Давай обсудим, – с непередаваемой иронией предложила Клава и, подойдя к окну, демонстративно повернулась к Каркуше спиной.

– Нет, других идей у меня нет, – не стала лукавить Катя. – И тебе это хорошо известно. Но даже если так, почему мы не можем сделать то же самое, только взять для этого любую другую песню, более современную?

– Потому что это будет не смешно, – глядя в окно, отрезала Клава.

– А если мы споем твой марш, ты считаешь, все со смеху помрут, да?

– Человеческих жертв не гарантирую, но что номер получится неожиданным и забавным, ручаюсь. Впрочем, не хочешь – не надо. Мне же легче. Заметь, я не горю желанием корячиться в каком-то сомнительном шоу.

– Ладно. – Каркуша поднялась с табуретки, протянула руку к плите, щелкнула электрозажигалкой, под чайником вспыхнул огонь. – Рассказывай, что я должна делать, – обреченно вздохнула она.

Если бы у Кати возникла хоть какая-то идея взамен Клавиной или если бы существовала пусть даже незначительная вероятность того, что идея может появиться в будущем… Но ни на что такое Кате ни рассчитывать, ни даже надеяться не приходилось, а потому она решила, что лучше пусть будет сомнительный, нелепый, до ужаса странный номер, чем вовсе никакого.