При вспышке молнии - Барбара Босуэлл Страница 6

Рейчел раскраснелась и тяжело дышала.

— Эй, сестренка, ты ли это? — В дверях, облокотившись на косяк, стоял Уэйд Саксон. — Где твое олимпийское спокойствие? Неужели сейчас произойдет невероятное и я удостоюсь лицезреть, как ты устроишь сцену?

— Ты видел, что принес курьер сегодня утром?! — Рейчел пропустила мимо ушей подтрунивание кузена. Этот оболтус ничего не принимает всерьез.

— Не видел. И что же он такое принес? — Уэйд вошел в кабинет.

— Вот это! — Рейчел сунула ему в руки большой конверт.

— А я надеялся на коробку конфет, — с деланным разочарованием заметил Уэйд. — Ну, в крайнем случае, пирожных.

Рейчел с трудом подавила желание швырнуть чем-нибудь в брата. Его вальяжная невозмутимость раздражала ее даже в обычные дни. А уж сегодняшнее утро таким не назовешь.

— Прочитай. — Предложение Рейчел больше походило на распоряжение, но это ее не заботило. Уэйд должен понять главное. Саксоны выступают против врага единым строем! А поскольку тети Ив сегодня не было в конторе, в сплоченные ряды обязан встать Уэйд.

Даже его не может не задеть за живое оскорбление, которое нанес им этот наглец.

Уэйд достал из конверта документ.

— Последнее завещание Таунсенда Тилдена-старшего, — прочел он. — Оформлено четыре месяца назад. — Он взглянул на ярко-зеленый листочек, приклеенный к первой странице. «Читайте на здоровье», — было написано на нем размашистым твердым почерком. И стояла подпись: «К. Кормак».

— Ага, — скривился Уэйд. — Нас кормакнули.

После поражения в деле Петерсена Уэйд завел несносную привычку употреблять выдуманный им глагол, который он произвел от фамилии их злого гения. В приблизительном переводе на язык нормальных людей «кормакнули» значило «огрели по башке так, что искры из глаз посыпались». Впрочем, надо признать, этот глагол довольно верно описывал состояние, в котором сейчас пребывала Рейчел.

— «Читайте на здоровье!» — кипятилась она. — Кормак издевается над нами, Уэйд. Он… он смеется нам в лицо!

— Интересно, почему он отправил завещание тебе, а не тете Ив? — Уэйд рассматривал конверт, который был адресован Рейчел Саксон, с пометкой «лично». — Демократизм проявляет? К. Кормак дает нам понять, что в отличие от Тилденов готов иметь дело и с младшими партнерами?

— Он прислал это мне, чтобы напомнить, как я проиграла ему дело Петерсена. Намекает, что и теперь будет то же самое — с этим фальшивым завещанием, которое они сфабриковали с этой жрицей любви!

Уэйд иронически поднял бровь.

— Следует ли понимать, что под определением «жрица любви» подразумевается молодая вдова Тилден?

— Прекрати резвиться, Уэйд! Это совсем не смешно. Ты только посмотри, кто засвидетельствовал их бумажку!

Уэйд открыл последнюю страницу. Там стояли подписи тех, кто должен подтвердить под присягой — коли возникнет нужда, — что Таун-старший, подписывая завещание, пребывал в твердом уме и здравой памяти. У Уэйда глаза полезли на лоб.

— Преподобный Эндрюс из пресвитерианской церкви Лейквью, раввин Ньюман из Синайского храма, Черри-Хилл и отец Клиэри из церкви Св. Филомены, Лейквью. Гм, безупречно, Рейчел, не придерешься. Представь себе, что сии досточтимые служители божий появятся в суде. Кто решится подвергнуть сомнению их слова? Остроумно.

— Остроумно? Ха! Ты что, не видишь, Уэйд? Это же чистой воды жульничество. Кормак просто пытается нас надуть. Эти свидетели…

— А как по-твоему, Кормак рассчитывает на аналогию с тремя волхвами или это просто дань политической корректности?

— Уэйд, немедленно прекрати дурачиться! Эти так называемые свидетели никакого завещания не подписывали! Но Кевин Кормак надеется, что мы все проглотим.

— Гм, не вполне тебя понимаю, Рейчел.

— Кевин Кормак воображает, что я наивная дура. — Рейчел сощурилась. — О, я прекрасно понимаю, что он затеял, Уэйд. Он придумал эту фальшивку, только чтобы дать мне понять, что считает меня бездарной идиоткой!

— В этом я не уверен, а вот что одно имя Кормака выводит тебя из равновесия, это точно, — задумчиво проговорил Уэйд.

— Ничего подобного! Он, конечно, может попробовать, но ничего не добьется!

— Я бы сказал, он уже многого добился, раз ты воображаешь, что вся эта история с завещанием Тилдена придумана лишь для того, чтобы выяснить с тобой отношения. А если ты и в самом деле считаешь, что он подделал подписи трех священнослужителей, значит, Кормак добился от тебя всего, чего хотел, Рейч.

— И с какой стати я вообразила, что ты способен меня понять? — простонала Рейчел.

— Перестань, Кормак отлично знает, что ты все его профессиональные выпады на процессе Петерсена отнесла на свой счет, и играет на этом. А ты не просто клюнула на приманку, ты уже заглотила ее целиком.

— Подобные образы избиты и неверны. — К Рейчел вернулась обычная надменность.

— Придумать что-нибудь пооригинальнее? — Уэйд ухмыльнулся. — Лучше всего из области любовных утех. Потому что, как ни крути, то, что с тобой происходит, явно из этой оперы.

— Да перестань же ты дурака валять! — Рейчел почувствовала, как ее окатило жаром, и это вновь привело ее в неистовство. — Все было совсем не так. Я, конечно, огорчилась… — В сердце кольнуло при воспоминании о том, какое выражение лица было у Кевина Кормака, когда огласили вердикт. Его победа, ее поражение! А последовавший затем эпизод она не забудет никогда в жизни.

Кевин Кормак обернулся к ней: вызывающая улыбка, карие глаза сияют торжеством. Когда она ответила ему негодующим взглядом, он скорчил насмешливую мину. А потом подошел к ней и остановился очень близко… слишком близко!

Зал постепенно пустел. Когда она отказалась пожать его протянутую руку, Кормак рассмеялся. «Бросьте, советник», — прошептал он, нагнувшись к самому ее уху.

О черт! Теплое дыхание, коснувшееся волос, легкий запах одеколона и еще какой-то пряный мужской аромат, природу которого она не могла понять, но забыть не сумела. Рядом с Кормаком она вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной.

При этой мысли она вспыхнула. Подобное случилось с ней впервые. Вымахав до ста семидесяти сантиметров в тринадцатилетнем возрасте, Рейчел привыкла приводить в трепет мальчишек-ровесников; они-то вытянулись в полный рост лишь через несколько лет. А к этому времени юная мисс Саксон уже вполне овладела искусством осадить любого представителя мужского пола несколькими меткими словами.

Так и повелось. Мужчины увлекались ее красотой, но пасовали перед твердым, прямолинейным нравом. Молодые люди, с которыми она встречалась, ждали от нее, как ей казалось, лишь готовности угождать и жеманиться, и, когда она отказывалась соответствовать, исчезали бесследно.