Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вульф Страница 6

Выйдя из машины, я улыбнулась видеооператору и фотографу, поджидавшим на тротуаре. Хелен разгладила подол моего платья, я взяла папу под руку, и мы направились к крыльцу, в прохладную тень. Я увидела Роберта – он провожал гостей внутрь, – но Дома нигде не было. И вдруг меня охватила паника. Я попросила отца зайти в церковь и поискать его. Папа улыбнулся и сказал, что Доминик, живой и невредимый, стоит перед алтарем рядом с Чарли. До меня доносился приглушенный гул голосов; органист играл Сен-Санса. Потом мелодия стихла, шепот прекратился, и Роберт подал нам знак.

– Пойдем, Минти! – шепнул отец и улыбнулся.

Под первые аккорды марша Мендельсона мы сделали шаг вперед. Все поднялись. И внезапно, в это самое мгновение, меня переполнил трепет. Я была так рада, что выбрала для венчания Сент-Брайдз. Не скажу, что я очень религиозна, вовсе нет, и Доминик тоже. Во время наших встреч с викарием он почти рта не открыл. Но из всех церквей в центре Лондона Сент-Брайдз показалась мне самой подходящей. Это журналистская церковь, собор Флит-стрит. К тому же у меня всегда было особое отношение к церквям, которые бомбили во время Второй мировой. Собору Ковентри, например, или собору Святого Павла. Сент-Брайдз тоже стал мишенью: в декабре 1940 года ракета Фау-2 оставила от церкви тлеющий остов. Но Сент-Брайдз, как феникс, поднялся из пепла. Викарий рассказывал, что после обстрела отыскались римские саркофаги, о существовании которых никто и не подозревал. Все, что ни делается, к лучшему. Оказалось, церковь на тысячу лет древнее, чем думали. Видите, даже кошмар иногда приносит благо: не будь церковь разрушена до основания, никто не обнаружил бы спрятанных в ее глубинах сокровищ. Шагая к алтарю, я, взвинченная до предела, вся на адреналине, на нервах, готовая расплакаться и счастливая, еще раз вспомнила эту историю. Потоки солнечного света широкими, полосчатыми лучами лились сквозь оконное стекло. Мой взгляд скользнул по бело-золотому своду и опустился на отполированный черно-белый мрамор пола, блестящий, как водная гладь. Воздух загустел от сладкого запаха пчелиного воска и чувственного аромата цветов. Когда я увидела два составленных Хелен цветочных панно в человеческий рост – каскады скабиоз, левкоев, розовых пионов, фрезии и душистого горошка, – у меня перехватило дыхание. Каждая скамья была украшена букетом белоснежных анемонов.

Доминик стоял ко мне спиной, его светлые волосы переливались в солнечном свете. Точь-в-точь архангел Гавриил с «Благовещения» Фра Анжелико. Рядом переминался Чарли, по обыкновению серьезный и добрый. Он повернулся и подбодрил меня добродушной улыбкой. Скамьи в церкви Сент-Брайдз стоят вдоль прохода, так что я видела всех гостей. Листочки с расписанием церемонии трепетали в руках большими белыми мотыльками. Сперва я заметила Джека, моего редактора. Он, как водится, взирал на меня с недоуменной сардонической усмешкой. Рядом маячила его жена Джейн с потомством, двумя угрюмыми девочками-подростками в одинаковых постпанковских черно-розовых платьях, а также кузина Эмбер, удивительно спокойная и изящная, в костюме лимонно-зеленого цвета. Во втором ряду устроился Уэсли с работы, разумеется, вместе с Дейдрой – эта выглядела чудовищно, впрочем, как и всегда. Вот убогая! Между нами, она, кажется, ненавидит свадьбы. Потом в глаза мне бросилась мама: ниспадающее волнами платье, богемный стиль, и невозможная шляпа, утопающая в цветах. На стороне жениха восседала мать Доминика, Мадж, и еще куча незнакомого народу, должно быть его клиенты. И все эти люди мне улыбались; на мне сошлись все взгляды, сосредоточилось все внимание. Хелен подняла фату и, взяв мой букет, приткнулась на скамью рядом с мамой. Церемония началась.

Все шло очень гладко. Как и должно идти. Это было так... мило. Доминик, похоже, разнервничался, и я слегка сжала его руку. Мы запели гимн «Будь отважным», очень тихо. Вид у Дома был слегка раздраженный, возможно, оттого, что вокруг постоянно крутилась оса, жужжала прямо над ухом, пару раз ему даже пришлось отгонять ее. Эмбер выступила вперед и прочла «Дезидерату» [11], очень красиво: у нее потрясающий голос. Мы спели «Иерусалим» и «Врак». Священник, Джон Оукс, растолковал нам важность брачных уз и указал на недопустимость легкомысленного, безрассудного и необдуманного отношения к браку. Затем осведомился, не известна ли кому-нибудь из собравшихся причина или препятствие, из-за которого Доминик и я не можем сочетаться священными узами. Сердце мое чуть не остановилось. Не то чтобы я опасалась, будто кто-то с заднего ряда вскочит и станет выкрикивать возражения или потрясать свидетельством о браке. Просто я ненавидела эту тишину и вся дрожала. Нервы... Хвала господу, через минуту с этим было покончено, и мы приступили к следующей части. Только оса все жужжала и жужжала, никак не хотела оставить Доминика в покое. Он раскраснелся и явно пребывал в замешательстве. Я попыталась прихлопнуть подлую тварь своим расписанием церемонии. – Доминик, – произнес викарий, – берешь ли ты эту женщину в законные жены, чтобы жить с ней в священном союзе, соблюдая закон Божий? Клянешься ли ты любить ее, заботиться о ней и почитать в болезни и здравии, забыв о всех остальных, посвятить себя ей одной, пока смерть не разлучит вас?

В воздухе повисло молчание. Не предусмотренная ритуалом пауза. То, что мы, на радио, называем «мертвый эфир». И к моему изумлению, длилось оно очень долго. Наконец Доминик заговорил.

– Ну-у, – начал он и сглотнул, будто чуть не подавился. – Ну-у... – Он замолк и тяжело вздохнул. А потом уставился на изображение распятого Христа над алтарем.

Последовавшая тишина, казалось, растянулась на века, хотя не прошло и пяти секунд. Меня словно окунули в ледяную воду.

– Согласен ли ты? – настойчиво подталкивал к ответу викарий.

И вновь установилась пауза, в которой был слышен каждый шорох, биение каждого сердца. Я видела, как по лицу Доминика, от виска к подбородку, медленно катится капля пота.

– Согласен? А? – Викарий тоже покраснел как рак. Его бровь блестела от пота. Он сверлил Доминика взглядом, побуждая говорить. И тот заговорил.

– Ну-у... – запнулся он. Откашлялся и предпринял новую попытку: – Ну-у...

– Согласен ли ты?

– Нет, Джон, – тихо произнес Доминик. – Боюсь, что нет.

Я уставилась на викария, викарий уставился на Доминика. Потом я перевела взгляд на жениха и от души пожалела, что для венчания выбрана церковь Сент-Брайдз, где моя пунцовая физиономия видна всем и каждому, В деталях.

– Давай же, Доминик! – не отступал викарий, срываясь на визг, с жалкой, вымученной улыбкой. – Давай попробуем заново. Согласен ли ты любить, Айрин Араминту, почитать ее и все такое, пока смерть не разлучит вас?

– Нет, – сказал Доминик, на сей раз более уверенно. – Боюсь, что нет. И, не сводя с него глаз, я услышала, как тихо поскрипывают деревянные скамьи. Гости зашевелились и заерзали.

– Доминик! – Это был Чарли. – Что с тобой, старина? Давай! Нужно продолжать.