Опаленные крылья - Элизабет Эштон Страница 6

— Дениза, это Джулия, — представил Ги.

Девушка вскочила и подвергла гостью пытливому изучению любопытными карими глазами, которые, казалось, занимали большую часть ее плутоватого лица. Она была одета в рабочую блузу художника и голубые полотняные брюки. Очевидно, ее не касался ожидавший Джулию вечерний прием у старика.

— Она и не могла выглядеть по-другому! — воскликнула Дениза, протягивая Джулии обе руки, — Как приятно вновь увидеть человека в первоклассной городской одежде. Ты похожа на модель с обложки модного журнала, Жюльетта.

Джулия пожала протянутые Денизой руки, но не обратила внимания на слова девушки. Ее глаза были прикованы к картине, висевшей на стене между двумя окнами напротив нее. Это был портрет в полный рост девушки в длинном бледно-зеленом платье, с золотистыми, как солнечный луч, волосами. Ги проследил направление ее взгляда.

— Теперь поняла, как мы все тебя узнали? — спросил он. — Увидев тебя в аэропорту, я подумал, что передо мной привидение. Это Жюльетта Боссэ. Тогда она была чуть помоложе тебя.

Ее мать! Все эти годы отчуждения дед хранил здесь ее портрет, как постоянное напоминание о той, которую он потерял. Джулия огляделась и только сейчас осознала, что находится в доме своей матери. Эти полы еще хранили ее следы, от побеленных стен эхом отдавался ее смех.

— Какой хорошенькой она была! — непроизвольно воскликнула Джулия, встретившись взглядом с нарисованными глазами, и заметила, что разница между ними все-таки была: мать смотрела на нее темными глазами, тогда как у нее самой они были зеленые, отцовские.

— И ты такая же, — галантно заметил Ги. Резко прозвенел звонок, и кузен предложил ей свою руку: — Позволь сопроводить тебя на ужин.

Дениза тихо захихикала и, семеня короткими ножками, последовала за ними. Странное маленькое создание, подумала Джулия, надеясь, что у них все-таки найдется что-нибудь общее и они подружатся.

Столовая была как две капли воды похожа на ту комнату, которую они только что покинули, только располагалась по другую сторону холла. В ней стоял длинный узкий стол, окруженный тяжелыми деревянными стульями. Марта сидела во главе его, скупо разливая густой potage [13]из супницы в керамические плошки. На столе были свежие булочки, различные сыры, фрукты и несколько сортов легких вин. За супом последовал омлет.

В это время в комнату вошел Арман Боссэ. Он был без шляпы и в черном пиджаке, черные волосы еще блестели от воды, не успев просохнуть. Узкое худое лицо с прямым носом загорело до цвета темной бронзы, миндалевидные глаза под темными, по-сатанински изогнутыми бровями казались такими черными, что зрачки почти сливались с радужной оболочкой и выглядели как одно целое. Густые длинные ресницы могли бы стать гордостью любой девушки. Портил картину только длинный и тонкий, как скоба, рот над решительным подбородком.

— Где potage Армана? — засуетилась вдруг Дениза. — Он на кухне, еще горячий? Я схожу за ним.

— Я сам могу принести, — возразил Арман.

— Нет-нет! — воскликнула Дениза, подлетая к нему. — Садись, ты, наверное, устал. Весь день в работе. Для меня забота о тебе — одно удовольствие! — И она поспешила в сторону кухни.

Арман проводил Денизу насмешливой улыбкой и, пожав плечами, сел на свободный стул напротив Джулии и Ги. Лишь один раз сверкнув взглядом своих миндалевидных глаз на девушку, в дальнейшем он игнорировал ее присутствие, посвятив все свое внимание намазыванию масла на булочку.

Вернулась Дениза с супом и поставила плошку на стол, а сама села рядом с Арманом. Она что-то прошептала ему, но он не отреагировал. Казалось, он был всецело поглощен едой. Тогда Дениза обратила свое внимание на других присутствовавших за столом.

— Я должна написать Джулию, — заявила она и, склонив голову к плечу, стала изучать девушку с назойливым птичьим любопытством. — Она достойна чего-то более авангардного, чем эта старомодная реликвия в гостиной.

— Это означает, что на портрете ее никто не узнает, — пояснил Ги. — Я тоже не прочь, чтобы Джулия мне попозировала. Могла бы получиться прекрасная композиция.

— Кажется, мадемуазель идет нарасхват, — сухо сказал Арман, и Джулия поймала взгляд, которым он одарил обоих художников. Она заметила на его лице снисходительное терпение. Такое выражение бывает у человека, который всю свою жизнь проводит в борьбе со стихией и считает людей, тратящих время на какую-то ерунду вроде живописи, существами низшего сорта. — Только я сомневаюсь, что она задержится здесь надолго, так что ваши картины останутся незавершенными, — продолжил он. — Она не сможет выдержать жизнь в Мас больше нескольких дней.

— Почему вы так думаете? — спросила Джулия, уязвленная его тоном. — Здесь… Здесь кажется довольно хорошо. — Но говорила она нерешительно, так как в эту минуту ей в голову пришла мысль, что в Мас нет ничего для развлечения: ни бассейна, ни теннисных кортов, ни танцплощадок, нет даже телевизора! И в ее представление о веселом отпуске совсем не входило позирование для портрета.

— Действительно, хорошо, — передразнил ее Арман, — но только для тех, кто родился и вырос здесь. А для изнеженных детей города… — Он выразительно пожал плечами. — Скоро вы начнете сильно скучать, а это для людей вашего круга полная катастрофа.

Джулия подумала, что, возможно, он прав, но не собиралась соглашаться с этим насмешливым ковбоем. Пока она пыталась придумать какой-нибудь едкий ответ, в разговор вступила Марта. Она сказала нравоучительно:

— Мадемуазель из рода Боссэ и не может знать, что такое ennui [14]?

— Но я только наполовину Боссэ, — напомнила ей Джулия и заметила, как Дениза и Ги обменялись взглядами через стол.

— Мне кажется, что французская половина полностью англизирована, — неодобрительно заметил Арман. — Даже трудно представить, что в ней есть хоть капля прованской крови.

— Время покажет, — осадила его Марта. — Увидим.

К облегчению Джулии, она начала задавать ей вопросы о доме и семье — любезность, за которую девушка была ей благодарна. Она обрадовалась, что хоть кто-то вспомнил, что у нее есть другая, английская семья. Арман молчал, Дениза пыталась завладеть его вниманием, но безрезультатно. Ужин закончился, и он заявил, что должен опять уйти. При этом француженка обиженно надула губы.

— Ты правда должен, Арман? — Ее карие глаза глядели на него с собачьей преданностью. — Мы не виделись с тобой целый день. Неужели и сегодня вечером ты не можешь сделать передышку, чтобы… чтобы оказать Джулии радушный прием?

Цыганские глаза загадочно посмотрели на Джулию. Он оглядел ее с ног до головы, и его рот вновь презрительно скривился.

— Я уверен, что вы с Ги сможете сделать это более успешно без моего присутствия, — холодно ответил он. — Не люблю лицемерить и не собираюсь прикидываться гостеприимным, когда я совершенно убежден, что ее приезд является огромной ошибкой и совершенно бесполезен для всех, и в первую очередь для нее самой. Это скоро станет очевидным.