Фея с улицы Иркутской дивизии - Лариса Кондрашова Страница 6

Вообще, несмотря на уверения подруг, что одиноких мужчин мало, Серафима то и дело с ними сталкивается. Наверное, все дело в ее характере, благодаря которому она с места в карьер начинает участвовать в жизни своего очередного бойфренда. Если у него какие-то болячки, то лечить, если проблемы с работой — помогать найти другую.

Она гладит их по голове, успокаивает, покупает новую одежду — понятно, не на свои деньги, альфонсов она не терпит. Следит, чтобы одеты были всегда чисто. В этом смысле она чистюля каких поискать. Стиральная машина-автомат крутится у нее каждый день — шесть человек, попробовала бы она вручную всех их обстирать!

В общем, не успевает мужчина оглянуться, как уже привыкает к свежим рубашкам, белым носкам — любит она на мужчинах светлые носки. К вкусной еде — Сима хорошо готовит. И к теплой атмосфере семейных обедов-ужинов…

Он начинает бояться, что такой рай может кончиться, и торопится вести Симу к алтарю. Но едва сыгран марш Мендельсона, как ее муж расслабляется — уж теперь-то она от него никуда не денется — и позволяет себе не скрывать более свое подлинное лицо.

Вера думает, что Симе всего лишь везет. На детей — какие они у нее умненькие да симпатичные, на мужчин — чувствуют себя у нее в доме своими, как будто и не ее рук это дело. И что Серафима не ценит своего счастья, не держится за мужей…

Впрочем, что взять с Веры? Как ей объяснить, что везение в ней самой, спит до поры до времени мертвым сном? А может и не проснуться. Если в нем не возникнет необходимости.

— Вов, скажи честно, — допрашивала ночью Сима своего гражданского мужа Владимира, — тебе моя подруга Вера нравится?

— Чего вдруг она должна мне нравиться? — удивился Володька.

— Как — чего? — рассердилась Сима; мужик не воспринимал всерьез ее вопросов и считал, что в них вполне может крыться ловушка. — В конце концов, она — молодая женщина…

— Вообще-то, если разобраться, не очень молодая, — лениво пробурчал он. — Бесцветная, неинтересная. Потухшая какая-то. Впрочем, для того чтобы потухнуть, надо как минимум гореть, а твоя Вера гореть не может. Потому что бетон не горит.

— Ты, Сумятин, как скажешь! — вздохнула Серафима. — Хорошо, что Вера не слышит. А я, выходит, женщина немолодая?

— Я ничего такого не говорил! — сразу стал защищаться Володька. — Ты мне лишнего не шей, у меня и своих грехов хватает!

Что-что, а защищаться он умел. Сима как-то слышала, как Володька в кругу мужчин произносил спич на тему «Женщина — что это такое?».

— Женщина, — вещал он, — такое непредсказуемое существо, с которым постоянно надо быть настороже. Никогда не знаешь, как она истолкует не только твое слово, а даже один звук или одно нечаянное движение. Прощелкаешь клювом, нападет, порвет на куски — и совершенно напрасно надеяться на свою физическую силу…

— А если сразу в рог? — спросил кто-то.

— Бесполезно. Потом будет только хуже. Затаится, выждет момент и так отомстит, мало не покажется!

— Что ж, против нее и противоядия нет? — удивился другой.

— Есть. Ласка и еще раз ласка. А также вид полного раскаяния…

— Это не по мне, — фыркнул самый молодой из мужчин. — Гнуться перед бабой? Не дождется.

— Молод ты еще, пороха не нюхал, — с сожалением заключил Володька. — Ласковый теленок…

— Двух телок… — смачно закончил еще один собеседник, и все они дружно заржали.

«Ты посмотри, Сумятин, юный натуралист!» — подумала тогда Сима.

Этого трезвого взгляда на женщину Сумятину хватало ненадолго, потому что стоило ему выпить, как эти взгляды кардинально менялись. И она всегда ждала этого его «прихода» с неким холодком в груди, который раз за разом выстуживал все большую поверхность ее души, где на место симпатии к Володьке приходило раздражение пополам с ненавистью…

Но сегодня ее гражданский муж был сам душка. Он обнял ее покрепче — правда, не без определенных намерений; у Володьки любое прикосновение означало это самое намерение.

— Ты у меня молодая. Молоденькая. И дашь фору самым молодым…

— Ты лучше не начинай говорить комплименты, — покачала головой Сима, — а то они у тебя почему-то всегда двусмысленно звучат. Если Вера не очень молодая, а я на три года ее старше, значит, я вообще старая?

— Сказал — не гавкай, значит, я собака, а раз собака, значит, сука, а раз сука, значит… Мама, он меня б…ю назвал!.. Сима, это анекдот!

— Что же сделать, чтобы Вера загорелась? — задумчиво пробормотала Сима, не обращая внимания на его негодование.

Володька воспользовался моментом — ну, что Серафима не замечает его телодвижений, и стал потихоньку расстегивать ее пижаму.

— Сима, — начал он осторожно, обжигая ее шею горячим дыханием, — у тебя ведь только нога сломана, а не кое-что другое.

— Кое-что другое мне сломали еще в семнадцать лет, — холодно отозвалась Сима.

— Ты все опошлишь, — сказал он печально.

— А ты, Сумятин, готов на секс в любое время суток!

— Так ведь ночь же.

— Ну и что?

— Так когда, если не ночью? Завтра суббота, рано не вставать. Между прочим, у тебя нога быстрее заживет, если я гормонов подкину.

Она, не выдержав, рассмеялась:

— И куда мне с гипсовой ногой деликатным делом заниматься?