Шотландская сказка - Энн Вулф Страница 6

В дверь постучали. Грэйн спрятала кочергу за подол длинного платья и громко, пытаясь придать голосу уверенность, спросила:

— Кого еще принесло в такой час?

Некто за дверью и не думал отвечать на ее вопрос. Словно Грэйн интересовалась не им, а кем-то другим. Грэйн сжала кочергу так, что чугунная ручка почти слилась с ее пальцами.

— Ну кто там, отвечайте! — На этот раз ее слова не звучали так уж убедительно. В них послышался страх.

Из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Что делать? Разум подсказывал Грэйн, что открывать ни в коем случае не стоит, ведь человек, который пришел с добром, вряд ли побоится назвать себя. Но что-то внутри нее отвергало страх и взывало к любопытству: кто этот загадочный человек, которого признал пес? Почему он молчит? Может, все-таки стоит открыть и посмотреть, кто это такой? Грэйн теряла терпение. Страх и любопытство разрывали ее на части, и неизвестно, в какую сторону тянуло больше. Девушка перестала судорожно цепляться за кочергу, выпростала руку из-за подола и задумчиво покрутила кочергой у своего лица. Была не была! В конце концов, кочергу она может сразу же обрушить на голову тому, кто войдет. Если, конечно, это окажется бродяга… Главное, вовремя понять, кто этот ночной гость… Грэйн вновь убрала руку с кочергой за спину и свободной рукой отодвинула щеколду.

На пороге стоял бородатый, темноволосый мужчина. Вид у него был довольно потрепанный: черная шляпа с широкими загнутыми полями была порядком изгваздана, куртка, местами протертая до дыр, висела на нем мешком, из-под нее выглядывал не первой свежести свитер, также изрядно потертый. Ботинки с острыми стесанными носами не оставляли сомнений в том, что в них прошли уже не одну тысячу миль. За спиной у мужчины висел дорожный холщовый мешок, из которого торчали трубки волынки. Пришелец обласкал Грэйн мягким взглядом больших, темных глаз и улыбнулся тонкими губами, потрескавшимися от холода и ветра.

— Грэйн!

— Осгард!

Выронив из рук кочергу, она кинулась к мужчине и крепко обняла его.

— Так-то ты встречаешь старых друзей! — произнес ночной гость, когда Грэйн наконец выпустила его из своих объятий. Его голос, немного глуховатый, прокатился по каменным стенам и вернулся к Грэйн небольшим эхом. Как давно она не слышала этот голос! Как давно не видела бродягу Осгарда, Осгарда Флинноя, который столько раз пропадал из Гоннуэя! — С кочергой! — расхохотался Осгард, и его громкий смех так же, как голос, раскатился-разлился по дому. — Кто бы мог подумать, что крошка Грэйн встретит меня, как заправская женушка, — с кочергой!

Грэйн посмотрела на свое валяющееся на полу «оружие» и тоже расхохоталась. Ей и в голову не пришло, что бродягой, которого она собирается ударить по голове этим нехитрым приспособлением, окажется Осгард Флинной.

Много лет назад, еще в то время, когда Энни отправилась работать на Шетландские острова, Осгард Флинной вернулся в Гоннуэй из очередного путешествия по белу свету. Тогда-то Грэйн и познакомилась с этим бродягой — он зашел к ним в дом, чтобы попить воды. Пятнадцатилетняя девчонка и двадцатипятилетний мужчина разговорились. Он рассказал ей о том, как живут люди на других островах Шотландии, поведал о том, что можно увидеть в Лондоне и какие напитки пьют в Дублине. Он объяснил ей, что Шотландия — это не сплошные горы и болота, а еще и волшебные озера с прозрачной водой, и рыжие осенние леса.

Грэйн слушала его, как завороженная, внимая каждому слову. На следующий день Осгард пришел, чтобы поправить изгородь, починить покосившуюся дверь в ясли и помочь выкопать картошку и репу. Грэйн была очарована этим высоким парнем, который в свои двадцать пять знал больше, чем многие гоннуэйцы в сорок-пятьдесят лет. Уже через несколько дней они почти не расставались друг с другом, что вызывало пересуды между болтливыми соседями. Но пересуды были напрасны: Осгард видел в Грэйн лишь прекрасную слушательницу с живым умом и трепетным сердцем, а Грэйн в Осгарде — брата, которого у нее никогда не было, хотя она часто просила мать подарить ей братика или сестренку! Все это прекрасно поняла Энни, когда вернулась с Шетландских островов, а потому закрыла уши для тех речей, что шептали ей соседи, и позволила дочери продолжать общение с «никчемным бродягой».

В деревне Осгарда не слишком-то жаловали. Во-первых, его образ жизни не вызывал восторга у односельчан, привыкших в поте лица добывать хлеб насущный. Быть бродягой-волынщиком — не слишком-то почетно в селении, где живут крофтеры. Во-вторых, высокий красавец Осгард привлекал внимание незамужних девиц, за невинность которых так дрожали их матушки… В-третьих, все считали его человеком не от мира сего и тайком поговаривали, что за талант волынщика Осгард Флинной продал дьяволу душу…

Честно говоря, на все эти домыслы Осгарду было наплевать. Конечно, не очень-то приятно, что в родной деревне тебе и куска хлеба не дадут, но ничего не поделаешь… Становиться крофтером, чтобы добиться расположения односельчан, Осгард не собирался. Слишком скучной ему казалась эта жизнь, полная непроглядной рутины. Что эти люди видели, кроме своего овса и овец? Кроме своих скал и болот, да еще водоворота на севере острова? Ровным счетом ничего. А он, Осгард, за годы своих странствий увидел и узнал столько всего, что даже во сне не снилось ни одному крофтеру, с презрением глядящему в его сторону.

Осгарду было безумно жаль Грэйн, вынужденную прозябать на этом мрачном острове. Правда, она никогда не жаловалась, предпочитая держать в себе все грустные мысли по этому поводу. Однако Осгард был почти уверен в том, что Грэйн может жить где угодно и будет счастлива, лишь бы в этом месте у нее была возможность развернуться, проявить себя. Только остров Скай едва ли самое подходящее место для того, чтобы себя проявить… Прямо-таки порочный круг, в котором она, бедняжка, вертится как белка в колесе.

Осгард видел, что Грэйн не похожа на жителей островного Хайлэнда, она совсем другая. Возможно, именно поэтому он и сочувствовал ей. В ней была какая-то нездешняя мечтательность и тяга к чему-то недосягаемому. А ведь большинство людей, родившихся и живущих на острове Скай, никогда не задумывалось о том, что там, за мрачно-синей линией горизонта… Но не Грэйн — она не знала этого, но мечтала получить эти знания. Иногда Осгарда подмывало взять ее и увезти с собой — в свой мир, полный неизвестности и приключений, сомнений и открытий. Если бы только он мог наверняка знать, что произойдет завтра, да и будет ли это «завтра» вообще… Опутывать Грэйн хлипкими нитями неопределенности Осгарду было страшно, и, по всей видимости, девушка сама понимала это, потому никогда и не просила взять ее в странствия.

Осгард не видел Грэйн почти два года, с того самого дня, когда он в очередной раз решил оставить родную деревушку. Он прекрасно помнил их последнюю встречу. Именно тогда она сшила ему прочный холщовый мешок, куда положила несколько печеных картофелин и кусок пудинга. Как же она изменилась за эти годы! Вытянулась вверх, как молодое деревце, разрумянилась… Русые волосы, перехваченные на затылке синей ленточкой, немного потемнели. Серые льдинки глаз заиграли дымчатыми топазами… Куда только подевалась бледненькая «крошка Грэйни», с которой Осгард два года назад прощался у «Проклятого дуба» — дуба, разбитого молнией в одну из грозовых ночей.