Весенние мелодии - Сандра Мэй Страница 6

Рик благостно улыбнулся трубке. Старушка-мать, разменявшая седьмой десяток, выглядела от силы на сорок. Высокая, статная, без единого седого волоса в черных как смоль волосах, синеглазая Дейрдре Каллахан так и просилась на картину «Морриган, подруга Кромм Круаха». В Монтане она пристрастилась к верховой езде и последние три года участвовала в любительских скачках на приз знаменитого жокея Мак-Леода – дочка старого Мак-Леода, Ширли, жила на ранчо в сорока милях от города и разводила лошадей… Короче, дай, Боже, здоровья маме Каллахан – и немножечко укороти ее нрав, а?

– РИК!

– Я здесь, ма. Немного задумался.

– И не слушал маму.

– Неправда. Слушал.

– Да? Тогда скажи, на чем я остановилась?

Рик стремительно промотал в голове возможные варианты.

– На… ядовитой змее, отравившей твою беспросветную жизнь.

– Это фигура речи, я всегда так выражаюсь. Что конкретно я говорила?

– Хорошо, сдаюсь. Я прослушал.

– А ведь мать не так уж много от вас и требует! Даже выслушать ее не можете, эгоисты несчастные…

– Ма, так в чем дело?

– В том! В том, что на этот раз твой папаша несусветный не отвертится. Пейдж все видела своими глазами…

Рик сморщился, как от кислятины. Пейдж Бартолби была самой противной и самой неудержимой сплетницей в городке. Смыслом своей жизни Пейдж считала сбор информации о неверных мужьях – раз и доведение этой информации до обманутых жен – два. По непонятным для Рика причинам мама Дейрдре вполне серьезно считала Пейдж своей лучшей подругой.

– Ма, я даже не хочу знать, что именно видели очи миссис Бартолби. Это все равно неправда.

– Рик, узнай страшное: твой отец завел себе цыпочку.

– Ма, я даже не слушаю… Кого он себе завел?!

– Цыпочку. Прехехешку. Любовницу. Лахудру драную, кошку худую, бесстыжую девку он себе завел, старый греховодник, я всегда знала, что у него глаза налево скошены, только вот поймать его никак не могла…

– Стоп! И ты хочешь сказать, что его поймала старуха Пейдж?

– Пейдж, между прочим, на два года меня моложе!

– Возможно, но ты нимфа, а она ведьма.

– Это мелко, маленький Каллахан. Лестью ты меня не собьешь.

– А я и не собираюсь. Мне даже интересно, что ж такого увидела Пейдж? Как папа, воровато оглядываясь, скупает бриллианты в магазине? Или он выронил, а она подобрала счета из третьесортных гостиниц на имя мистера Смита? Или она заметила след алой губной помады на его пиджаке…

– Не валяй дурака, юный Ричард. Твой отец – полицейский, и хороший полицейский. На такой ерунде его не возьмешь. Нет, Пейдж застукала его прямо на месте грехопадения.

– Бож-же мой! И где это случилось?

– В городском парке! Средь бела дня!

– Папа предавался адюльтеру в общественном месте?! Не верю. Он же присягу давал. Служить и защищать, все такое…

– Рик! Мне не до шуток.

– Мне тоже. Знаешь, мама, мне больно слушать весь этот бред. Папа на тебя молится уже со…

– Рик!

– Столько лет, говорю, молится на тебя, ни на одну женщину в округе и не взглянул, а ты все подозреваешь его бог знает в чем…

– У меня фотографии. Приезжай и посмотри.

– Что?!

– Пейдж сделала. У нее с собой был фотоаппарат, она собиралась снимать лебедей на пруду.

– Мама, это уже…

– Ни слова больше, прокляну. Приезжай, посмотри – и тогда говори.

– Буду. Через полчаса.

Каллаханы жили в уютном и необычайно – даже по местным меркам – зеленом районе Литтл-Уотер-Рока. Сэм Каллахан, выросший в аграрно-пролетарской ирландской семье, умел делать практически все, и для любимой жены расстарался на славу. Дом Каллаханов был красив, уютен и удобен, а еще – чертовски вместителен. Сэм учел все – в том числе и наличие примерно полусотни ближайших родственников с обеих сторон, большую часть которых составляли дети. Дом был окружен садом, на заднем дворе размещалась детская игровая площадка, на втором этаже и в мансарде хватило места для полудюжины детских гостевых комнат…

Миссис Каллахан сидела в данный момент на открытой веранде и взволнованно прихлебывала чай со льдом, рассматривая лежащие перед ней фотографии. Сына она приветствовала коротким кивком головы, после чего решительно пододвинула к нему всю стопку компромата.

– Вот. Вчера, после четырех часов. Разумеется, хорошей четкости добиться не удалось, но даже слепому ясно, что это Сэм Каллахан, а это – его выдра. Паразит! На молоденьких его потянуло!

– Мама, спокойнее. Доверься профессионалу.

Рик взял снимки в руки. Верить глазам не хотелось, но пришлось – на снимках его родной папа весьма интимно обнимал за плечи молодую лахудру хипповатого вида и что-то ей втолковывал. Папу Рик особенно не рассматривал, переключившись на змею-разлучницу. Выходило нехорошо.

На вид лахудре было лет двадцать – двадцать пять. Брюнетка. Лицо бледное, худощавое. Черные очки закрывают глаза и еще примерно половину физиономии. На голове бейсболка «Чикаго буллс» – из Чикаго? – но дальше идет ветровка «Филадельфия рейнджерс» – из Филадельфии? Мешковатые брюки, кроссовки – современная повседневная одежда одинаково не красит мальчиков и девочек, а главное – скрывает практически любые особенности фигуры. Впрочем, особенности ЭТОЙ фигуры скрыть трудно. Рик почувствовал, как холодок пробежал по спине.

Девица на фотографии была совершенно явно на большом сроке беременности. Даже мешковатая одежда не скрывала выпирающий живот. Неужели мама ничего не заметила?..

Дейрдре сообщила напряженным голосом:

– Знаю, ты будешь меня осуждать, и еще ты не любишь Пейдж, но… она проследила за этой прошмандовкой.

– О господи… Зачем нам полиция, пока на свете есть Пейдж Бартолби?

– Она сняла коттедж в «Соснах». Крайний. Вещей с собой немного, одна сумка. Два раза к ней приходил разносчик пиццы. Без очков ее никто не видел. Рик…

– Ма, перестань рыдать.

– Да, как же – перестань! Он с ума съехал, что ли, старый дурак? Ну бывает у них, то есть у вас на старости лет, тянет на молодок, но зачем же ему приезжая, да еще такая лахудра?

– Ты хочешь сказать, что, если бы папа загулял с какой-нибудь местной красоткой, тебе было бы легче?

– Прекрати! Он твой отец!

– Ма, у меня сейчас мозги расплавятся. А нельзя папу просто спросить обо всем в лоб? За последние тридцать лет у меня создалось впечатление, что он у нас очень прямолинейный человек…

Миссис Каллахан патетически простерла руку вперед, в глазах ее мелькнуло мрачное торжество.

– Так он уехал! Папа твой распрекрасный! Прямолинейный наш… как грабли! Примчался вчера домой, побросал вещи в сумку и уехал. Сказал – в Маунтин-Рок, по поводу одного расследования, вызывают. Что у вас в Маунтин-Рок? Не врать мне!