Роман на Рождество - Элоиза Джеймс Страница 6

Да, Поппи ни разу не попрекнула мать.

Словом, она была настоящий ангел.

Но черт возьми, как скучны ангелы в постели!

Прибегнуть к услугам продажной любви? Все во Флетче восставало против этого. Завести любовницу, как посоветовал Гилл? «Наверное, придется все-таки заплатить, – решил Флетч, – чтобы вновь услышать, как женщина тяжело дышит и стонет от страсти».

Однако и в свете были такие дамы, которые проявляли интерес к постельным играм и даже, может быть, к самому Флетчу, – например, герцогиня Бомон, только что вернувшаяся из Парижа. Все знали, что Джемма и ее муж уже много лет спят раздельно. Более того, она сыграла в шахматы со скандально известным герцогом Вильерсом, а он, как говорили в свете, своего не упустит – призом в той игре была, несомненно, сама герцогиня.

Ну, теперь Вильерс не конкурент – по слухам, он потерял много крови и будет лежать в постели несколько недель, если не месяц.

Флетч рывком оторвался от стены и поднял воротник камзола, продолжая размышлять. Герцогиня Бомон обладала отменным вкусом – Вильерс пользовался славой самого известного модника в Лондоне. Но Флетч привез из Парижа собственного французского портного, таким образом, у него было некоторое преимущество.

Он выпрямился, поставил опустевший стакан и пошел вперед. Сейчас вряд ли кто-нибудь смог бы узнать в нем молодого румяного англичанина, шагавшего по Новому мосту через Сену. Тогда, четыре года назад, он был «само очарование», как говорила Поппи, прикасаясь к его ямочке на подбородке.

А сейчас…

Его волосы собраны сзади в тугой пучок, подбородок и щеки покрывает аккуратная, коротко подстриженная бородка, которую Флетч отпустил в порыве злости на Поппи, чтобы закрыть ее любимую ямочку. А в напряженной походке и во всей фигуре читается вожделение и решимость изголодавшегося по нормальному сексу мужчины, который наконец осознал, что с этим нужно что-то делать.

Он видел, как нелепо все складывалось, но что он мог поделать? По мере того как число его визитов в спальню жены сократилось до одного в месяц, а то и еще меньше, он стал тщательно заботиться о своей внешности и наконец добился того, что где бы он ни появлялся, взгляды всех дам притягивались к нему, как железо к магниту.

Разумеется, за исключением взглядов его собственной жены.

Он носил только черную одежду, раз и навсегда решив, что экстравагантные камзолы и сюртуки светлых тонов, как у франта Вильерса, не для него. Флетч считал, что одежда должна подчеркивать не значимость хозяина, а его привлекательность для особ противоположного пола. Поэтому тонкие, гладкие, как шелк, панталоны Флетча (которые зачастую и шились именно из шелка) тесно облегали его мускулистые ляжки, натренированные долгими прогулками верхом, камзолы делали его плечи и грудь еще внушительней, а жилеты открытого покроя подчеркивали плоский живот.

Единственное, что осталось в облике герцога от того скромного юноши, который, приехав в Париж, незамедлительно влюбился в молоденькую англичанку, была его привычка не пудрить волосы. Он по-прежнему не желал пудриться, не столько от нелюбви к этому косметическому средству, сколько оттого, что черные локоны, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, придавали ему вид человека, которого только что хорошенько ублажили в постели.

Короче говоря, Флетч сознательно надел маску, и только Гилл знал, что эта маска скрывала на самом деле. Только старый друг понимал, как потрясены были бы дамы, провожавшие Флетча взглядами и мечтавшие провести с ним ночь, узнай они, что он практически девственник.

Что касается Поппи, то она отлично справлялась со своей ролью, надо отдать ей должное: она даже иногда вспыхивала в его присутствии. Как у нее это получалось, герцог не имел понятия. Должно быть, благодаря природному двуличию…

Флетч мельком взглянул на жену – к своей досаде, он никак не мог избавиться от привычки всегда держать Поппи в поле зрения, – но вместо того чтобы подойти к ней, направился в совсем другую сторону.

«Мне действительно нужна любовница, – решил он, – и как можно скорее».