Кикимора болотная - Ирина Мясникова Страница 6

Анастасия мчалась на диковинном звере сквозь странный заболоченный лес. Зверь имел мягкую короткую серебристо-серую шерсть, сквозь которую просвечивала его бледно-розовая кожа. Под кожей буграми вздымались недюжинные мышцы, и при каждом прыжке зверя раздавался стук его когтей о камни. На затылке зверюги, прямо за остренькими симпатичными ушками, находилась складка кожи, которая напоминала Анастасии затылок здорового бритого под ноль мужика. Именно за эту кожистую складку и держалась Анастасия во время своего путешествия. Дорога, выложенная крупными булыжниками, шла на небольшом отдалении от деревьев, прямо как настоящее шоссе. Из леса за Анастасией и зверем наблюдали какие-то животные, смутно похожие на фиолетовых и сиреневых бегемотов. Вообще, цветовая палитра в этом мире была очень ограничена и перетекала от молочно-серого к бледно-фиолетовому. Никаких голубых, зеленых, красных или желтых оттенков не было и в помине. Анастасия чувствовала, что бегемотообразные животные наблюдают за ней безо всякой угрозы, а скорее даже с некоторым одобрением. Мол, ну наконец-то помчалась! И Анастасия мчалась от всей души, испытывая в груди странную восторженную щекотку. Вообще, в этот момент она отличалась какой-то небывалой ловкостью. Зверь слушался беспрекословно и повиновался легким движениям коленей Анастасии. Самое удивительное, что она откуда-то знала, как этим чудесным зверем управлять. Все окружающее ей очень нравилось и казалось странно близким, практически родным. И теплый, очень влажный воздух, и маленькие капельки дождя на лице, и огромная серебристая луна, занимающая полнеба. Анастасия оторвалась от шкуры зверя, подняла руки вверх и закричала:

— А-а-а-а-а-а!

Ей было очень хорошо. В этот момент зверь обернулся, посмотрел на нее хрустально-серыми глазами, подмигнул и улыбнулся во всю свою страшную зубастую пасть.

Тася проснулась и поглядела на будильник. До звонка оставалось еще пять минут. Она выключила ненавистное бесовское изобретение и со вздохом выбралась из-под одеяла. Пока она тащилась в ванную, в голове мелькали образы из только что увиденного сна. Особенно хитрая и наглая улыбка сказочного зверя.

«Вот гад! — думала она, начищая зубы. — Раньше ведь никогда не улыбался и глаз не показывал!»

Дело в том, что сон этот про серебристо-фиолетовый мир Тася видела уже не один раз. И каждый раз ей открывались все новые и новые детали. Например, как сегодняшнее лицо ее зверя. Именно лицо, а никакая не морда. Морда не может быть настолько понимающей и наглой. Во сне Тася себе очень нравилась. Там она действительно была Анастасия, а не Тася, как в обычной жизни. И волосы там у нее были необычайно красивые и вьющиеся, в точности как у непутевой мамаши. Они очень красиво развевались за спиной Анастасии во время езды на странном звере. Так-то у Таси Зайцевой была короткая мальчишеская стрижка, и никакой такой особой ловкости у нее тоже не наблюдалось. Наоборот, Тася считала себя самой настоящей неуклюжей тетехой. Она все время падала, подворачивала ноги, задевала углы локтями, что-нибудь роняла и разбивала. Какая уж тут верховая езда! Тася-то и в свою машину садилась, периодически стукаясь головой о крышу. Правда, машину она водила хорошо. Что да, то да. Хотя пока она научилась так хорошо ездить, пришлось не одну машину сменить. Первый ее автомобиль был по-настоящему многострадальным. Тася на нем задним ходом в забор въехала, потом пыталась бодаться с троллейбусом и, в конце концов, была побита трамваем. Никакой зверь такого безобразия не вынес бы. Зайцев, в бытность свою Тасиным мужем, постоянно убеждал ее в том, что женщины на автомобилях ездить категорически не могут в силу своего мозгового устройства, а именно безграничной тупости. Поэтому, когда Тася, наконец, освободилась от присутствия Зайцева в своей жизни и рассчиталась с долгами, в которые она попала по милости бывшего мужа, она первым делом купила себе автомобиль. И какое-то время даже считала, что Зайцев хоть и дурак дураком, а насчет неприспособленности женщин к вождению автомобиля был все-таки прав.

Сейчас, конечно, Тася ощущала себя асом, но не далее как позавчера она с трудом унесла ноги из-под снегоуборочной машины. Вернее, не ноги, а колеса.

Своим теперешним автомобилем Тася очень гордилась. Это была ее первая абсолютно новая машина, купленная не с третьих рук, а в автомобильном салоне. Знамо дело, не гоночный автомобиль престижных европейских марок, но и не какая-нибудь китайская дребедень. Вполне даже пристойный японец. Тасе ведь что самое главное в автомобиле? Скорость, надежность и всепогодная проходимость! Чтоб и на дачу зимой доехать можно было, и по трамвайным путям скакать. На поребрик опять же заехать иногда бывает просто необходимо. А это все ее джипообразный полноприводной япончик делает легко, можно сказать, шутя-играючи. И цвет у него хороший. Серебристо-серый, почти как шкура ее замечательного зверя из сна. И грязи никакой на нем не видно.

В ванной Тася встала под душ, прислонившись к кафельной стенке, и закрыла глаза. Так стоять под льющейся теплой водой она могла бесконечно долго. Главное было опять не заснуть. Но в это утро заснуть не давали мысли о новом финансовом директоре. Вернее, директрисе, которую Кислицкий вот уже скоро год как взял на ее, Тасину, голову. Директриса эта была непроходимой дурой, делала арифметические ошибки, писала неграмотно, а что самое неприятное — была непропорционально своим умственным способностям амбициозна и занимала теперь Лилькин кабинет.

Нет, об этом она подумает потом, а то так и простоит весь день под душем, строя коварные козни для этой воинственной дурищи. Тася выключила воду, выбралась из ванной и поглядела на себя в запотевшее зеркало. Из тумана на нее глянуло вполне даже симпатичное лицо. Тася повеселела. Подумаешь, проблема! Какая-то наглая какашка расселась в кабинете Лили Тимофеевой, которая покоилась теперь на Волковском кладбище родного города. Как-нибудь мы ее всем миром поборем. Коллектив на предприятии, слава богу, дружный, и Лильку любили практически все. Больше всего в этой ситуации Тасю раздражал и возмущал Кислицкий, который, ни с кем не посоветовавшись и не согласовав, привел эту дуру и усадил в Лилькин кабинет, когда Лилька была еще жива и тихо умирала в больнице. И Лилька, которой врачи до последнего момента полоскали мозги и не говорили, что у нее рак, именно тогда, в тот самый момент, все поняла. И моментально свернулась, как будто ее выключили. Вот этого Тася Кислицкому никогда не простит.