Плохие девочки - Татьяна Веденская Страница 6

– Я буду делать все!

– Ни одно твое слово не стоит воспринимать всерьез, – отмахнулся от нее папа-Карась. – Ты никогда не отвечаешь за свои слова. Ты вообще у нас уродилась такая… бесполезная. Давай, уноси этого щенка, пока не пришла твоя мать с новой аллергией.

– Куда?

– Не знаю. В приют для собак. На помойку. На мясокомбинат. Только подальше отсюда!

Да уж, у Сашки Карасика был и есть своеобразный папаша. В общем, щенка пришлось уносить. Сашка сказала, что, если мы не придумаем чего-нибудь немедленно, она покончит с собой. Щенка принесли ко мне. Мой папа сказал, что если этот щенок согласится питаться тем, что готовит наша мать, то пусть остается – смелый и мужественный зверь. «Умение» готовить у нас в роду семейное. Мама стряпала откровенно плохо… Хорошо, что папа, в прошлом военный, не придавал еде большого значения. Он говорил, что после стольких лет армейской столовой ему уже ничего не страшно. Однажды в его части случилось ЧП. На обед ему принесли мясной гуляш, на одном куске которого, весьма значительном по размеру, обнаружилась странная надпись «МБ-82».

– Что это? Штамп мясокомбината? – заинтересовался мой папа, тем более что и на вкус гуляш показался ему странноватым. После отмывания в хлорированной воде и скобления страшная правда вылезла наружу.

– Это татуировка! – с ужасом прошептал его старпом. – Не хватает буквы Д. Тогда будет «ДМБ-82».

– … – папа долго молчал. Потом деловито спросил старпома: – То есть ты хочешь сказать, что у нас в части сегодня на обед гуляш из призывника?

– Из дембеля, – кивнул старпом, и зрачки его расширились от внезапного открытия.

Они принялись лихорадочно прикидывать, солдата какого взвода могли слопать и даже не заметить его отсутствия. И что теперь делать, куда бежать, чтобы не получилось огромного скандала. Слово «каннибализм» в Советской армии так и витало в воздухе. Надо ли говорить, что папочку, по его собственным словам, вывернуло наизнанку трижды – он плохо переваривал младший воинский состав. Дальше вызвали повара. Смотрели ему в глаза, искали у него совесть. Тот побледнел и дал пояснения:

– Это свинья. Клянусь.

– Ага, – кивнул папа. – Свинья – дембель? Что ж, получается, что отстрелялась она. Верно?

– Правда – это свинья. Пацаны учились татушки делать. Ну, не на себе же! Вот и попросили поросенка. На время. Кололи на ней, а потом, видать, мы не все срезали. Проморгали как-то татушку.

– Боже мой! – рассказывал папа. – Вы не представляете, какое это было облегчение. Я потом месяцев пять мяса не мог есть. А вы говорите – наша мама. Даже мамина стряпня – ерунда. С ней я хотя бы уверен в ингредиентах.

Щенок есть мамину еду согласился, хоть и не без раздумий. Он минут пять стоял и с недоумением смотрел на миску с мамиными котлетами, которую мы поставили перед ним. Впрочем, появление сухого корма во многом облегчило участь Бублика. Он прожил в нашем доме почти пятнадцать лет, после чего счастливо умер в своей постели (вернее, в папиной) под наши общие рыдания. Карасик все пятнадцать лет считала Бублика своим, мы с ней вместе его выгуливали, она его дрессировала. Мы с ней были практически как сестры. Причем у меня была своя собственная, реальная сестра Олечка, но с ней я и близко не могу быть так откровенна, не могу рассчитывать на поддержку, а вот с Карасиком – могу. Ольга – она как явление природы, как стихийное бедствие. Рядом с ней лучше было не находиться, а то могло случайно зацепить и разорвать в клочья. Причем она была такой с самого момента, когда ее принесли из роддома.

С Карасиком у нас было взаимопонимание. Правда, Карасиком она перестала фактически являться, когда вышла замуж за Дробина. По паспорту она – Дробина, но для меня она навсегда так и осталась Карасиком.

– Девочки, я еще сделала салатик. От него точно не поправишься, он из сельдерея и тунца, – продолжала щебетать Марлена. Как же повезло ее мужу жениться на такой вот женщине. У него, наверное, карма хорошая, или он много старушек в детстве через дорогу перевел.

– Ой, ну что ты столько всего наготовила, – «возмутилась» я, хотя так бывало всегда, когда мы собирались у Марлены. Такая уж она была хозяйка. Это мне в ней и нравилось. Она была мой идеал. Мне вообще многое у них нравилось, в доме Ольховских. Во-первых, то, что это дом. Во-вторых, огромная, длинная, во всю стену, кухня с какими-то невероятными штучками-дрючками. В-третьих, большой, на восемь человек, обеденный стол. Я представляла, как вся семья Ольховских собирается за ним и ужинает, подвязавшись белоснежными накрахмаленными салфетками. Однажды я попыталась нарядить так же к ужину Эльку. Она в отместку перевернула на пол купленную мной к этому случаю супницу. Отмывали неделю.

– Ерунда. Вот твой кофе. Ну, рассказывай. Ты с ней говорила? – Марлена вручила мне изящную белую чашку и села напротив. В изящном шелковом платье, в тапках-туфлях с кожаными пряжками, с браслетами на тонких запястьях. Красивое, чуть подкрашенное лицо выражает обеспокоенность.

– Почти не говорила. Она была в таком состоянии…

– Могу себе представить, – вздохнула она.

– Ну и где их носит? Может, наберешь еще разок? – злилась Бася.

Конечно же, пока не придет Карасик, мы за стол не сядем. А тут такой торт, такой салатик. Еще и киш с чем-то там. Что за имя для еды – киш. Только голубей отгонять.

– Не отвечает.

– Позвони Авенге. Пусть кончает общаться с духами, сажает свою задницу в свой старый «мерс» и тащится сюда. Мы бы уже сто раз сами за Сашкой съездили.

– Может, что-то случилось? – начала было волноваться Марлена, но в этот момент дом завибрировал, зазвонил мелодичным громким переливом и на экране видеодомофона появилось худое нетерпеливое лицо Люськи с традиционной сигаретой между зубов.

Мы побежали открывать двери. Авенга влетела в прихожую на третьей передаче, полы ее дубленки развевались, рыжие волосы тоже, сама она явно с трудом затормозила, а то бы так и кружила по холлу без остановки. Мы огляделись в недоумении.

– А… где Карась?

– Не поехала, – выпалила Авенга и сбросила дубленку на руки Марлены.

– Что? Но как это?

– Меня спрашиваете? – изумилась она. – Откуда я знаю.

– Интересная постановка вопроса, – Бася скривилась и развернула корму обратно в сторону масштабной Марлениной кухни. Я поплелась за ней. Авенга каким-то образом обогнала нас на повороте и плюхнулась на стул во главе стола. Марлена осталась в прихожей – вешать дубленку.

– Я зашла за ней, предложила ей навести на Сухих порчу, сказала, что мне еще надо будет заправиться по дороге. Бензин подорожал, черт знает что.

– Авенга, ты можешь говорить по порядку? – возмутилась я.

– А я как говорю? Бензин подорожал, а еще, говорят, будет акциз…

– Что она сказала? Она, Карасик?

– А она сказала, что очень извиняется, но не может никак поехать сегодня к Марлене.