Вероятно, Алекс - Дженн Беннет Страница 6

– Скорее всего, нет, – шепчу я в ответ и тут же вспоминаю об «ООО Нейте», который пачками выдает маме юридические рекомендации, будто она сама не работает адвокатом.

– Ладно, тогда с точки зрения права это будет не моя подпись, – говорит она со своим милым английским акцентом и царапает внизу расплывчатый, корявый автограф, после чего взмахивает в мою сторону бровями, – и если они не дадут мне достаточно часов, я тут же устроюсь в ближайший роскошный особняк, выстроенный над пещерой, какой только найду в радиусе шестидесяти миль.

Я не собиралась так громко хохотать, просто так получилось, поэтому, когда все поднимают на нас глаза, тут же подавляю рвущиеся наружу смешки, и мы обе закругляемся с бумажной работой. А когда сдаем анкеты, каждой из нас выделяют запирающийся шкафчик и дают по самому уродливому жилету, какие я только видела в жизни. По цвету они напоминают гнилой фонарь из тыквы с прорезями в виде глаз и рта из числа тех, что делают на Хеллоуин. Сейчас, на инструктаже, мы не обязаны их надевать, зато нас заставляют нацепить беджики со словами «Здравствуйте, меня зовут…» Когда мы прикрепляем их к груди, нас через стальную дверь (с надписью, напоминающей о необходимости улыбаться) скопом проводят через служебный ход в главный зал.

Он поистине огромен, и в нем звук наших шагов отскакивает от каменных стен, когда мы все вытягиваем шеи, глядя по сторонам. Вход в пещеру расположен в глубине зала, все сталактиты и сталагмиты подсвечены оранжевым светом, что только повышает степень их гадкости. Через этот внушительный холл нас ведут вперед мимо круглой стойки информации, магазинчика сувениров, который выглядит так, будто его перенесли сюда из Лондона 1890-х годов, и зоны отдыха, заставленной диванами, будто украденными со съемочной площадки «Фильма о семейке Брейди»… И все это точно того же жуткого цвета, что и наши жилеты. Я начинаю ощущать некий стиль.

– Доброе утро, коллеги, – говорит средних лет господин.

На нем тоже тыквенный жилет и галстук, во всю длину которого красуется отпечатанный в стиле ар-деко логотип «Пещерный дворец». Интересно, такие положены всем сотрудникам музея мужского пола или же он купил его в магазине сувениров с положенной своим скидкой?

– Меня зовут мистер Кавадини, я главный смотритель музея. Впоследствии все вы будете подчиняться дежурным смотрителям, которые обо всем докладывают мне. Только я составляю расписание и отмечаю ваши карточки прихода на работу и ухода с нее. Поэтому можете смело считать меня человеком, на которого в ближайшие три месяца вам следует произвести самое благоприятное впечатление.

Свой спич он произносит с волнением похоронного агента, да еще умудряется все время хмуриться, хотя это может мне только казаться по причине того, что темно-русая линия волос у него на голове расположена неестественно низко, будто лоб у него вдвое уже положенного.

– Гнусный козел, – произносит Грейс своим тоненьким голоском где-то в районе моего плеча.

Ого, наша миниатюрная девчушка, оказывается, остра на язычок. Но она права. И пока мистер Кавадини принимается читать нам лекцию об истории «Погреба» и рассказывает, как тот привлекает в год полмиллиона туристов, я оглядываю зал и пытаюсь прикинуть, куда и кем меня могут определить – поставят за стойку информации, в бюро находок, в магазин сувениров или заставят водить экскурсии… Интересно, на какой из этих должностей меньше всего приходится иметь дело со злобными посетителями? В своей анкете я отметила галочками такие пункты, как «стараюсь держаться за кадром» и «предпочитаю работать одна».

Вокруг открытого балкона на втором этаже расположились кофейные столики, и я всерьез надеюсь, что мне не придется работать здесь официанткой. Опять же, если меня определят в кафе, то придется без конца пялиться не только на свисающий с потолка макет пиратского корабля в натуральную величину, но и на скелетообразное морское чудище, набрасывающееся на означенное судно. Можете отнести их к «ненастоящим» экспонатам собранной Девенпортами коллекции диковинок.

Глаза засекают какое-то движение. По аспидно-серой каменной лестнице, огибающей пиратское судно, спускаются два музейных секьюрити в типичной черной униформе. Я прищуриваюсь, не веря своим глазам. Послушайте, неужели этот городок действительно такой крохотный? Потому как один из них – не кто иной, как темноволосый франт, оттаскивавший вчера с дороги своего обкурившегося дружка. Да, это действительно он, тот чувственный сёрфер с оставленными Франкенштейном шрамами на руке.

Стрелка на шкале моей паники устремляется вперед.

– А теперь, – говорит мистер Кавадини, – вам надо разбиться на две команды и осмотреть музей с одним из представителей нашей службы безопасности. Тех, кто собрался на этой стороне, попрошу следовать за ее начальником, Джерри Пенгборном, который работает в «Пещерном дворце» вот уже сорок лет, с того самого момента, когда он только открылся для посещений.

С этими словами он показывает на небольшого тщедушного старичка с седыми волосами, торчащими в разные стороны, будто он только что взорвал мензурку с химикатами в какой-нибудь научной лаборатории, милого, приветливого и поразительно дружелюбного. Хотя по виду тот не в состоянии остановить даже десятилетнего хулиганенка, решившего стащить в магазине сувениров леденец, это совершенно не мешает ему повести за собой половину новобранцев влево, к широкому сводчатому проходу с надписью «Крыло Вивьен».

Мистер Кавадини жестом велит вчерашнему сёрферу подойти к нашей группе:

– А это Портер Рос. Он работает у нас где-то около года. Некоторые из вас наверняка слышали о его семье, – добавляет он сухим, бесцветным голосом, наводящим на мысль о том, что старший смотритель невысокого о ней мнения. – Его дед, Билл «Пенниуайз» Рос, был легендой сёрфинга.

По рядам катится протяжное «о-ох!», мистер Кавадини жестом призывает нас к молчанию и брюзгливо просит всех через два часа подойти к нему для распределения графика дежурств. Пока одно полушарие моего мозга кричит: «Через два часа?», другое пытается вспомнить, слышала ли я когда-либо о человеке по имени Пенниуайз Рос. И кто он вообще – действительно знаменитость или же просто местный абориген, сорвавший когда-то свои пятнадцать минут славы? Вывеска на «Блинной хижине» дальше по дороге тоже утверждает, что продаваемые там миндальные блины известны на весь мир, – и что из этого?

Мистер Кавадини вновь направляется к двери служебного хода и оставляет нас наедине с Портером, который тянет волынку, обходя доставшуюся ему группу новобранцев и внимательно каждого оглядывая. В руке у него свернутая в трубку пачка распечатанных на принтере листков, которой он на ходу похлопывает себя по бедру. Вчера я этого не заметила, но на его лице, оказывается, красуется щетина из числа тех, что позволяют парням претендовать на брутальный, бунтарский вид, но при этом слишком ухоженная, чтобы казаться спорадической и случайной. Буйная, кудрявая каштановая шевелюра с выгоревшими на солнце прядками вполне годится для сёрфера, но для секьюрити в музее все-таки немного длинновата и поэтому не совсем уместна.

Когда он подходит ближе, скрывающаяся в моей душе уклонистка чувствует себя неуютно. Я стараюсь сохранять хладнокровие и прячусь за спиной Грейс. Но она на добрых полфута ниже меня – хотя я и сама ростом всего пять с половиной, – поэтому мне не остается ничего другого, кроме как посмотреть поверх ее коротко стриженных волос прямо Портеру в глаза.