Обещание - Даниэла Стил Страница 6

— Ну что, поехали? — спросил наконец Майкл, иНэнси кивнула. Тогда он передвинул на место камень и, взяв ее за руку, повелтуда, где они оставили велосипеды.

Два часа спустя они уже были в крошечной квартирке Нэнси наСпарк-стрит, неподалеку от университетского городка. Войдя в комнату, Майклсразу же направился к тахте, в который уже раз подумав о том, как ему нравитсяэто уютное гнездышко и как свободно и легко он чувствует себя здесь. Почти какдома…

Нет, лучше, чем дома. В гигантской квартире матери Майклчасто ощущал себя потерянным и никому не нужным. Здесь же на каждой вещи лежалтеплый отпечаток личности Нэнси: портьеры, мебель, картины на стенах, потертыймеховой коврик на полу — все, казалось, впитало в себя частичку ее души. Вквартире Нэнси было много цветов в вазах и просто комнатных растений в горшках,за которыми она ухаживала заботливо и внимательно, и взгляд Майкла невольноотдыхал на увитых цветущей традесканцией книжных полках, на белоснежноммаленьком столике, за которым они ели, и на блестящих никелированных шишечкахстаринной кровати, которая одобрительно крякала под ними каждый раз, когда онизанимались любовью.

— Мне очень нравится твой дом, Нэнси! — сказалМайкл, когда она вошла в комнату.

— Да, ты это уже говорил. — Нэнси огляделась посторонам, и на лицо ее легла легкая тень печали. — Мне он тоже нравится.Хотелось бы знать, что мы будем с ним делать, когда поженимся?

— Мы заберем все вещи в Нью-Йорк и найдем там для нихуютный маленький домик. — Майкл слегка приподнялся на локте, и взгляд егоупал на незавершенную работу Нэнси. — А это что? Что-то новенькое? Я этогоеще не видел…

Он смотрел на мольберт, на котором стояла новая картинаНэнси. Она была еще не закончена, но в ней уже проглядывали таинственнаянедосказанность и волшебство, отличавшие работы Нэнси. На холсте был изображенсельский пейзаж — безлюдные поля и перелески, но когда Майкл подошел ближе, тона дереве на переднем плане он разглядел мальчика, который сидел на ветке иболтал ногами.

— А его будет видно, когда ты нарисуешь листья? —спросил Майкл.

— Не знаю, наверное. Но даже если нет, все равно мы стобой будем знать, что он здесь. Тебе нравится?..

Майкл одобрительно кивнул, и глаза Нэнси заблестели. Онвсегда понимал ее работы как надо, а она очень дорожила его мнением.

— Мне очень нравится, — сказал он.

— Тогда эта картина будет моим свадебным подарком тебе.Только я должна сначала закончить ее…

— Ну, тут еще много работы. Кстати, о свадьбе… — Майклбросил взгляд на часы. Половина второго, а ему надо было быть в аэропорту вначале третьего. — Похоже, мне надо поторопиться.

— Ты… ты обязательно должен ехать, Майкл?

— Да. Нэн, ну не надо так расстраиваться — я вернусьчерез несколько часов. Я буду у Марион в четыре, в зависимости от того, будетли в Нью-Йорке пробка на шоссе или нет. Думаю, я успею на обратный «челнок»,так что к вечеру уже вернусь. Что скажешь?

— По-моему, все о'кей, — ответила Нэнси, но вид унее был встревоженный.

Отъезд Майкла продолжал беспокоить ее, и чем дальше — тембольше. И дело было вовсе не в том, что могла сказать ему Марион — просто Нэнсине хотелось, чтобы он уезжал, а почему — она и сама не знала.

— Надеюсь, все пройдет хорошо… — робко прибавила она.

— Конечно, родная, конечно.

Майкл старался говорить беспечно, но они оба знали, чтоМарион Хиллард всегда поступает так, как считает нужным, слушает только то, чтохочет слышать, и соглашается только с тем, что ее устраивает. Впрочем, онпродолжал надеяться, что так или иначе им удастся настоять на своем. Иноговыхода просто не было. Майкл не представлял себе жизни без Нэнси и готов былсражаться за нее до конца.

Он крепко обнял ее на прощание, потом повязал галстук и снялсо спинки стула легкий пиджак, который оставил здесь утром. Майкл знал, что,когда он прилетит в Нью-Йорк, там будет тепло, даже жарко, однако, несмотря наэто, он должен был появиться перед матерью в пиджаке и галстуке. Это быловажно: Марион признавала только деловой стиль и терпеть не могла вольности водежде. Людей, не соответствующих ее стандартам, она называла «никто». Увы, кэтим последним Марион относила и Нэнси.

Оба — и Майкл, и Нэнси — прекрасно знали, какой нелегкийразговор предстоит ему, поэтому поцеловались на прощание особенно крепко.

— Счастливо тебе, Майкл.

— Я люблю тебя, Нэнси.

Когда он ушел, Нэнси долго сидела в пустой гостиной, глядяна фотографию с ярмарки. Ретт и Скарлетт — бессмертные любовники в нелепыхфанерных платьях… Но их лица на фотографии выглядели бесконечно счастливыми, иНэнси спросила себя, сможет ли Марион понять их, знает ли она разницу междуглупостью и счастьем, умеет ли она отличить воображаемое от действительного.Вряд ли, подумалось ей почему-то.