В тени граната - Виктория Холт Страница 59

Уолси прочел письмо:

«Королева не давала мне покоя, пока я не согласился на женитьбу. Сказать вам откровенно, я охотно женился на ней и делил с ней ложе, так что боюсь, как бы она не понесла. Если об этом дойдет до короля, моего господина, я пропал».

Брэндон просил Уолси постепенно подготовить короля и передать тому от Марии уверения в ее любви и преданности в надежде, что Генрих смягчится и позволит им вернуться домой, чего они страстно желают.

Уолси обдумал вопрос. Ситуацию спровоцировал сам король. Он знал, как своевольна его сестра и обещал ей, что, если она даст согласие на брак с Людовиком, то сможет сама выбрать себе следующего супруга. Уолси был уверен, что Генрих притворится разгневанным при этом известии, но не будет особенно обеспокоен. Он нежно любит свою сестру и скучает о ней, поэтому будет рад вернуть ее домой. Он скучает и о Саффолке, ибо этот веселый авантюрист один из самых занятных его друзей.

Поэтому Уолси, не особенно тревожась, испросил аудиенцию и показал Генриху письмо, полученное им от Саффолка.

— Пресвятая Божья Матерь! — воскликнул Генрих.— Значит, они поженились... и она, по всей видимости, беременна. Что если...

— Нам следует знать, Ваше Величество, является ли король Франции его отцом. Боюсь, это не так. Бедный Людовик, от него его жена не могла понести.

На мгновение воцарилась глубокая тишина, и к своему ужасу Уолси увидел, как побагровел здоровый румянец на щеках короля.

Значит, он уже начал сомневаться в своей способности иметь детей, подумал Уолси. Так ли это? Полагают, что к этому времени Элизабет Блаунт уже была в интересном положении; что касается неудачных беременностей Катарины, то при дворе к ним так привыкли, что ожидают у нее выкидыша еще до того, как тот произошел.

Уолси быстро произнес:

— Король Франции был слишком стар, чтобы иметь детей.

Король перевел дыхание. Опасность миновала, и Уолси продолжал:

— Какие у Вашего Величества пожелания относительно этого?

— Меня это глубоко потрясло,— сказал Генрих.— Их следует наказать. Я недоволен ими... обоими.

На самом деле это было не так. Ему уже хотелось видеть их при дворе. Он придавал настолько большое значение своим удовольствиям, что ставил их выше государственных дел. В то время, как Уолси раздумывал над тем, какие великолепные партии можно было бы устроить для Марии, Генрих думал: «Мария будет счастлива, и я буду счастлив, что моя сестра вновь со мной».

Но как всегда он был готов выслушать советы Уолси; когда же Саффолк потом написал Генриху, умоляя его разрешить вернуться домой, зная, что он отдается на его милость и что его могут «казнить, заточить в тюрьму или уничтожить» за совершенный им огромный грех, тот предоставил Уолси выбрать, на каких условиях можно разрешить греховной паре вернуться.

— Пусть они вернут Вашему Величеству подаренные вами принцессе Марии столовое серебро и драгоценности,— предложил Уолси,— и пусть Саффолк обязуется ежегодными взносами оплатить понесенные вами расходы на французский брак. Тогда, как представляется, они будут надлежащим образом наказаны. Все узнают, что никому не дозволено безнаказанно пренебрегать желаниями Вашего Величества, и в то же время эти двое, кого мы все так любим, смогут... довольно скоро... вернуться ко двору.

Генрих был в восторге от такого решения.

В очередной раз ему стало ясно, насколько он может положиться на своего друга Уолси.

* * *

Веселый и беспутный Франциск Ангулемский с радостью занял положение, которого столько лет домогались он и его семья.

Как он был доволен, узнав, что Мария Тюдор не беременна; хотя он и бросал похотливые взоры на эту привлекательную английскую девицу, брак с Саффолком казался счастливым завершением всего дела.

Честолюбивый и энергичный, он в первые же недели после своего восшествия на престол обратил свои взоры на Италию.

В марте того же года в Англию, с благословения Франциска, прибыло венецианское посольство.

Положение Венеции в Европе было обусловлено ее торговыми делами. Венецианцы прежде всего были торговцами и просили всего лишь разрешить им продолжать продавать товары, которыми они славились. С тех пор как Максимилиан захватил Верону, он стал серьезной помехой для венецианской торговли, и народ Венеции верил, что благодаря союзу с Францией они смогут получить Верону обратно. Поскольку и Франция осознавала, что ее власть в Ломбардии зависит от дружбы с Венецией, между ними были возобновлены дружественные отношения.

Для Венеции было важно, чтобы Англия укрепила свой союз с Францией, чему должен был способствовать брак Людовика XII и принцессы Марии. Но поскольку Людовик скончался, а его вдова уже стала супругой англичанина Брэндона, возникла необходимость в направлении посольства в Англию.

Итак, в один из солнечных мартовских дней прибыло венецианское посольство, которое на пути сюда с огромной пышностью принимал новый король Франции.

Генрих был в своей стихии. Он полагал, что Франциск всячески постарался произвести впечатление на венецианцев своей элегантностью и великолепием, и решил превзойти короля Франции, кого всегда считал своим особым соперником с тех пор, как услышал, что Маргарита Ангулемская — которую в свое время предлагали Генриху в невесты — объявила своего брата самым красивым, остроумным и самым очаровательным мужчиной в мире, кого будет всегда любить больше всех других.

Поэтому Генрих подготовился. В то утро он представлял собой такое ослепительное зрелище, что были поражены даже те, кто привык к его великолепию.

Венецианцы поднялись вверх по Темзе в Ричмонд на барже, красочно разукрашенной серебряной и золотой парчой. Прежде чем допустить их к королю, их угостили хлебом и вином, а потом сопроводили в королевскую часовню на мессу.

Когда месса закончилась, их ввели к королю. Для их приема дворец был украшен, и в каждом помещении были повешены полотнища из серебряной и золотой парчи и гобелены. Чтобы мощь Англии произвела впечатление на гостей, в этих комнатах стояли, вытянувшись по стойке смирно, триста алебардщиков в серебряных кирасах. Гости были поражены, потому что алебардщики, выбранные за свой огромный рост, возвышались над малорослыми венецианцами, а их свежий цвет лица поразительно контрастировал со смуглыми физиономиями пришельцев из Венеции.

Затем они попали в палату короля, где их ждал для приема Генрих. Когда они вошли, он стоял, опершись на трон. Он хотел, чтобы они сразу получили представление об его огромном росте, что было бы невозможно, если бы он сидел. Генрих на самом деле представлял собой внушительную фигуру: его пурпурная бархатная мантия была подбита белым атласом и стелилась за ним шлейфом длиной в четыре ярда; на его массивной груди мантию скрепляла толстая цепь из чистого золота; его дублет был сшит из алого с белым атласа, а на голове красовался бархатный берет, украшенный белым пером. На шее у него было золотое ожерелье с усыпанным алмазами изображением Св. Георгия, а ниже него — другое ожерелье, с которого свисал круглый алмаз величиной с грецкий орех, с которого, в свою очередь, свисала большая безупречная жемчужина.