Любви подвластно все - Джулия Энн Лонг Страница 59

Однако у нее определенно было тело женщины. Сквозь потоки воды он видел смутные очертания ее фигуры в профиль. Небольшая вздернутая вверх грудь с розовой вершинкой… Тонкая талия, плавно переходящая в округлые белые ягодицы… И длинные стройные ноги.

Это зрелище было для него как удар молнии – мгновенно поразило, опалило огнем. Голова у него закружилась, и внезапно промелькнула мысль, что она вот-вот оторвется от тела… и улетит к кружившим в небе чайкам.

Лайон выскочил из воды на берег с мылом в руке, прежде чем Оливия успела его заметить. Увидев же его, она вздрогнула и замерла, глядя на его обнаженную фигуру. Какое-то время они молча таращились друг на друга – как Адам и Ева, впервые столкнувшиеся. Точно так же они смотрели друг на друга в бальном зале в первые мгновения их встречи.

– Никакой чешуи, – сказал Лайон. Только это он и сумел произнести.

Увидев обнаженного Лайона, Оливия лишилась дара речи. Да и что она могла сейчас сказать? У нее просто не было слов, ибо вид логики вступил в свои права. Прежде ей казалось, что обнаженные люди должны выглядеть уязвимыми и к тому же – довольно нелепыми. Однако Лайон без одежды выглядел так же естественно, как лев в собственной шкуре. И сейчас, стоя перед ней, он держался так же непринужденно, как в бальном зале или на палубе корабля.

Но с другой стороны… Пожалуй, в его поведении не было ничего странного. С его-то внешностью было бы глупо заботиться о благопристойности. Все его стройное мускулистое тело было полностью позолочено солнцем, но лицо, руки и ноги загорели сильнее, чем бедра и нижняя часть живота. И казалось, он весь был соткан из мускулов. Влажные рельефные мышцы груди, поблескивавшие на солнце, плавно перетекали в мощные плечи – такие широкие, что торс превращался в идеальное воплощение буквы V. Его стройные ноги также бугрились жгутами мышц, а на крепких ягодицах имелось по впадинке с каждой стороны; и если бы нужно было угадать их размер, то Оливия предположила бы, что эти соблазнительные впадинки – как раз с ее ладонь.

Она заметила на его теле несколько шрамов, причем один из них был явно от мушкетной пули, но особенно бросался в глаза его величественный жезл, восставший из гнезда темных завитков.

Охваченная неодолимым желанием, Оливия вдруг сказала себе: «Когда я сопротивлялась, это еще больше распаляло его. И вообще, не проще ли уступить жажде, терзающей нас обоих?»

Она знала, что Лайон находит ее прекрасной – это написано у него на лице, – но еще более захватывающей казалась решимость, которую она прочла в его глазах. Решимость примитивная и всесокрушающая. И было ясно: он вознамерился во что бы то ни стало овладеть ею. А она всем своим существом жаждала ему отдаться – и не важно, правильно это будет или нет.

– Может, помыть тебе спину, Оливия? – спросил Лайон. – Мне кажется, самой тебе это трудно сделать.

Она по-прежнему молчала, не отводя от него глаз; ей хотелось получше рассмотреть, как он выглядел обнаженным, и запечатлеть это в памяти навсегда.

Тут Лайон подошел к ней и стал позади нее. Тихонько вздохнув, Оливия закрыла глаза. Она чувствовала тепло его сильного тела, ощущала его набухшее возбужденное естество, упиравшееся в ягодицы. Сердце ее бешено колотилось, и она по-прежнему не произносила ни слова.

А Лайон, осторожно приподняв ее тяжелые влажные волосы, принялся легкими движениями пальцев намыливать ей шею и плечи.

Каждое его прикосновение порождало потоки волнующих ощущений, устремлявшихся к низу ее живота. Соски Оливии отвердели и напряглись, а все остальные части тела томно ныли, требуя к себе того же внимания, которое он уделял шее и плечам.

Тут Лайон набрал в ладонь воды и тонкой струйкой ополоснул ее шею. А затем обхватил руками ее талию, провел кончиком языка по нежному местечку у нее за ухом. После чего прижался горячими губами к впадинке возле ее горла, где лихорадочно бился пульс.

Из горла Оливии вырвался тихий стон, в котором прозвучала мольба, и Лайон понял это. Тотчас же отбросив все соображения осторожности, если они вообще у него имелись, он совершенно перестал сдерживать себя – и одному богу известно, что произошло с мылом и куда оно исчезло. Теперь Оливия чувствовала только его горячие мозолистые ладони, блуждавшие по ее влажному телу. Он все крепче прижимал ее к себе, а она то и дело выгибалась ему навстречу, как бы дразня его возбужденную плоть. Внезапно ладони Лайона легли на ее груди, и Оливия вздрогнула, почувствовав его горячее дыхание. Когда же он принялся теребить ее соски, из горла Оливии снова вырвался стон. Охваченная неистовым желанием, она в очередной раз крепко прижалась к нему, как бы побуждая к более решительным действиям.

И Лайон тотчас же приступил к этим действиям. Рука его стремительно спустилась к ее жаркой промежности, и пальцы решительно скользнули в лоно.

– Оливия, милая… – прошептал он ей на ухо внезапно охрипшим голосом.

Его пальцы еще глубже проникли в нее, поглаживая влажную пульсирующую сердцевину, и Оливия, задыхаясь, простонала:

– Лайон, о, Лайон, пожалуйста… прошу тебя… еще…

А он вдруг развернул ее лицом к себе и тут же впился поцелуем в ее губы. Оливия тотчас же прильнула к нему, обвивая руками шею, а он прижался к ней своим твердым жезлом, еще больше распаляя и ее, и себя.

Внезапно она прервала поцелуй и, чуть отстранившись, прохрипела:

– Пожалуйста, Лайон… Я хочу…

Возможно, она и сама не очень хорошо знала, чего именно хотела, но он-то точно знал. И знал, что она доверилась ему.

Чуть приподняв одной рукой ее ногу, Лайон стремительно вошел в нее и замер на несколько мгновений. После чего начал двигаться – все быстрее. А Оливия, обнимая его за шею, неотрывно смотрела ему в глаза, пока его веки не сомкнулись. Дыхание же Лайона участилось, и теперь из горла его то и дело вырывались хриплые стоны. Тут руки Оливии скользнули к его бедрам, и она принялась раз за разом привлекать его к себе резкими рывками, желая полнее ощущать каждый его выпад. А он вонзался в нее снова и снова, и сейчас только это имело значение – все остальное перестало для нее существовать. Но в какой-то момент она явственно ощутила напряжение, ставшее в конце концов невыносимым. А потом вдруг весь мир словно разлетелся на множество сверкающих осколков, и Оливия, погружаясь в неописуемое блаженство, содрогнулась всем телом, а из горла ее вырвался хриплый крик, который сама она услышала как будто откуда-то издалека.

Лайон крепко держал ее все это время, неуклонно стремясь к собственному освобождению, и дыхание его теперь было подобно урагану. А затем настала очередь Оливии крепко держать его, пока он, то и дело содрогаясь, возносился к вершинам блаженства. Крик же его был хриплым и почти болезненным.

И даже несколько минут спустя Оливии казалось, что она все еще слышит их с Лайоном голоса, эхом разносящиеся над водой.

Он сделал несколько глубоких вздохов, и Оливия с удовольствием наблюдала, как поднимались и опадали при этом его могучие плечи. Обнимая Лайона, она упивалась ощущением его горячего мускулистого тела.