Твоя К. - Тереза Ревэй Страница 59

— Я человечна, вот и все. Как ты можешь спокойно видеть этих несчастных с табличкой «Ищу работу» на шее, которые продают себя, словно скотину. Ко мне в дверь как-то позвонили безработные, чтобы попросить остатки ужина. В Берлине закрывают школы и больницы, потому что город не может их субсидировать. Несчастных бедняков вышвыривают из домов и селят в ночлежках вокруг озер не так далеко отсюда. Там они умирают с голоду, напоминаю вам!

— Во время большевистской революции тоже умирали с голоду, — сухо заметила Софья.

— Никто не отрицает этого. Просто я не вижу причин, чтобы страдания немцев заслуживали меньше сочувствия. Даже если мы когда-то были с вами врагами.

Софья сжала губы и вернулась к вышивке.

— Вы заметили, как много теперь стало мужчин на улицах? — спросила Мариетта Айзеншахт. — Они ходят по паркам, сгоняют стариков с их любимых скамеек и играют в карты весь день напролет. Город становится гигантским притоном.

— Лишь бы не дрались, — проговорила Шарлотта. — Коммунисты и нацисты сталкиваются друг с другом в рабочих кварталах. Каждый день в газетах публикуют некрологи о смертях. В воздухе постоянно ощущаются опасность и угрозы. Я была в Лондоне и Париже. Даже если у них ситуация серьезна, могу вас уверить: по сравнению с нашей страной там сущий рай, — заключила она, кинув испытующий взгляд на Мариетту.

Немного озабоченная, Сара размышляла, стоит ли ей вмешаться. После смерти отца Сара переделала эту комнату, бывшую некогда библиотекой. Затененный позолоченным деревом свет отражался от ширмы, покрытой желтым лаком, и двух больших украшенных чеканкой медных ваз, стоявших по бокам камина. Книги лежали в беспорядке на столе, софа, обтянутая велюром, склоняла к лени. На ковре валялось несколько игрушек, среди которых выделялась роскошная электрическая железная дорога Феликса. В тот день, как только горничная сообщила о прибытии Мариетты, Сара поняла, что вечер будет не из легких.

— Давайте не будем говорить о политике, — сказала она со вздохом.

— Почему это? — обиделась Ленор Эпштайн, поднимаясь, чтобы плеснуть себе коньяку. — Когда во всей стране ни о чем другом не говорят. Все время проходят какие-то выборы. Можно было бы посмеяться над этой постоянно меняющейся каруселью канцлеров, если бы все не было так серьезно. Ни на что не способный Гинденбург — игрушка в руках провокаторов, для которых чем хуже в стране, тем лучше. Вам не нравится говорить об этом?

Ленор передала графинчик с коньяком по кругу, но женщины отрицательно покачали головами, предпочитая довольствоваться чаем с ромом и лимоном. Ленор выпила полную рюмку. Эта излучающая энергию женщина с гривой поседевших волос, которые она наотрез отказывалась красить, играла активную роль в Ассоциации еврейских женщин, заставляла четырех сыновей ходить по струнке и рьяно защищала социал-демократические принципы, так же как и ее муж, депутат рейхстага.

— Давайте признаемся, — продолжила она, — если бы здесь не было Мариетты, вы все говорили бы то, что у вас на сердце. О том, что члены СА — громилы, которых стоит поискать, о скандальной пропаганде Адольфа Гитлера…

— Но эффективной, — вмешалась Шарлотта, поднимая палец.

— …о том, что надо упрятать всех этих типов за решетку, как бы они ни нравились господину Айзеншахту.

Все посмотрели на Мариетту.

— Обвиняемая, встаньте! — иронически произнесла та. — Не надо так зло на меня смотреть. Я знаю, что у Курта слишком специфическое мировоззрение. Он хочет восстановить величие Германии и ненавидит амбициозную посредственность, компромиссы республиканцев, которым так и не удалось пересмотреть условия Версальского договора. Я не могу сказать, что он не прав по многим пунктам. И потом не только негодяи поддерживают эту партию.

— А как же его антисемитизм? — не унималась Ленор, уперев руки в бока. — Ты думаешь, ему понравится, если он узнает, с кем ты сейчас находишься? Я больше чем уверена, что, выходя из дома, ты не сказала ему, куда идешь.

Мариетта покраснела.

— Ну и что? — возразила она. — Мне скучно дома. Я вас так давно не видела.

— Конечно, ты ведь так занята, — улыбнулась Шарлотта. — Тебе нужно уделять время твоим новым подругам, таким как прекрасная Магда, ставшая недавно фрау Геббельс, после того как не смогла окрутить так любимого ею фюрера. Тем не менее ее бывший тесть — еврей, а ее саму обвиняли в связях с убежденным сионистом. Странное совпадение. Что она могла найти в этом хромом карлике? Если ты теперь должна посещать все собрания у ее мужа-гауляйтера, неудивительно, что ты не можешь проводить с нами столько времени, как раньше.

— Нет, не потому. Что с того, что я принимаю участие в некоторых приемах вместе с Куртом и у меня есть членский билет партии?

— Еще бы у тебя не было билета, когда твой муж один из первых ее поклонников.

— Ну что с вами случилось сегодня? — воскликнула Мариетта, раскрасневшись от волнения. — Вы как-то сразу меня возненавидели! А ведь у нас было столько хорошего! Неужели вы забыли эти последние годы?

Ее умоляющий взгляд был похож на взгляд ребенка, который требовал, чтобы его приласкали. Сара почувствовала обеспокоенность. Агрессивность ее подруг показалась ей чрезмерной, но она понимала их. Мариетта Айзеншахт оставалась для нее загадкой. Когда-то она настояла, чтобы именно Сара сделала для нее свадебное платье, и до сих пор продолжала одеваться у нее, так же как и многие жены промышленников и влиятельных банкиров, чьи мужья финансировали нацистскую партию или играли в ней важную роль. Несмотря на определенную скованность, которую Сара испытывала по отношению к таким клиенткам, экономическая ситуация не позволяла показывать им свое истинное отношение. Тем не менее от такой сбивавшей с толку двусмысленности Сара чувствовала себя не в своей тарелке.

— За шесть лет многое изменилось, — сухо сказала Ленор. — Ты не можешь закрывать на это глаза, Мариетта. Ты хоть просматриваешь статьи, которые появляются в ежедневных газетах твоего мужа? Он ведь персона публичная, которая тоже субсидирует эту партию. Может, не так сильно, как это делают магнаты Крупп или Туссен, но все-таки.

Рассерженная Мариетта вскочила на ноги.

— Хватит на меня нападать! Это не я привела страну к катастрофе. И не я заставляю людей голосовать на выборах. Никто не принуждает их кидать бюллетени в урны.

— Это так, — сказала Шарлотта, скрестив на груди руки. — Вот только поведение нацистов не имеет ничего общего с демократией.

— Значит, ты полагаешь, что власть коммунистов была бы лучше? Хочешь, чтобы к власти пришли большевики? Спроси, что думает на этот счет Софья.

— Согласна, и те и другие похожи своей склонностью к тирании и материализму, — ответила Ленор. — Но у большевиков, на худой конец, женщина имеет право голоса. Как ты относишься к тому, что предлагают нацисты? Никакой эмансипации. Лишение права избираться в рейхстаг. Запрет заниматься некоторыми видами деятельности, которые считаются слишком мужскими. Женщина для них — это просто сделанный из костей и мяса агрегат для рождения детей, одетый в народный костюм с бубликом косы на голове. Можешь попрощаться с косметикой, сигаретами, шампанским, моя хорошая. Теперь твой мир сократится до общества детей, кухни и церкви. Абсолютная религия… Я сама воспитываю четырех детей, но хочу работать врачом, — заключила она. — Я хочу сохранить право голосовать, хочу, чтобы уважали мою свободу. Я считала тебя эмансипированной женщиной, но своим молчанием, Мариетта, ты показываешь, что поддерживаешь политические взгляды своего мужа. Иногда в жизни надо иметь смелость подать голос. Молчание тоже может быть оружием, ты знаешь это.