Смена - Светлана Павлова Страница 59

Так красиво просто не может быть.

Я люблю тебя.

* * *

Ты редко брал меня за руку, почти никогда, а вот берешь. Так странно внутри от этого, будто корабль резко встречается с отмелью. Между ног уже наливается горячая капля. Тело все знает. Как же страшно, как же страшно мне было, когда ты молчал. Как хотелось влезть в твою голову, узнать, что там творится. Как хотелось задать глупый вопрос: «О чем ты думаешь?» Но я не спрашивала – из страха быть банальной.

Демонстративно достаю книжку, сказав, что нельзя деградировать, как животные,– только есть и сношаться. Ты не соглашаешься, но утыкаешься в телефон, начинаешь что-то быстро-быстро набирать. А я смотрю и думаю: «Наверное, жене». Сироп Саган льется мимо меня, страницы хлебают порывы ветра, буквы расплываются, я делаю вид, что читаю, чтобы не смотреть на тебя все время.

Я люблю тебя.

* * *

Последний глоток воздуха, только нашего с тобой,– и мы идем обратно к лагерю через лес. Листья влажно переливаются, дождик (всё как обещали утренние тучи). Продавщицы на рынке синхронно раскрывают зонтики, как по приказу. Ты прижимаешь меня к себе, но тут же отдергиваешь руку: кофта неприятно свалялась. Господи, ты такая противная, это нужно срочно с тебя снять. Снял. Стою почти голая под ливнем, а думаю лишь про одно. Отнять тебя у всех, у всего мира – у кухни, у голодного лагеря, у жены, у будущей дочери. У всех. Портрет жениха Вадика расплылся в сознании настолько, что я с трудом могу вспомнить цвет его глаз.

Идем под шорох ливня по зонту, удивляемся, какая это поэтизированная киноерунда – вот так, вдвоем под зонтом. На самом деле жутко неудобно: то спица в глаз, то ручка по носу. Прячемся в чьем-то дворике под спасительным козырьком; ты, как всегда, шутишь. Мой смех заряжает на прыжок ошалевшую от неожиданности кошку. Я разглядываю полумесяц моих зубов у тебя на плече: позавчерашняя отметинка, а такая свежая. Вдруг не сойдет до дома и она увидит? Ну вдруг?

Я люблю весь мир. И весь мир любит меня.

* * *

–Сегодня мы вместе, хочу с тобой выспаться,– ты говоришь.

И как же мне нравится это широкое, обещающее «мы», это «вместе», это «сегодня». И «выспаться», особенно «выспаться».

Дорожки у ворот лагеря разбегаются в разные стороны, я иду по центральной, ты по боковой. Славное последождье. Я смотрю тебе вслед; это безопасно, ведь ты никогда не оборачиваешься. Я буду смотреть долго, пока твою фигуру не украдет поворот тропинки.

Украл.

* * *

В ожидании вечера я перечитываю нашу коротенькую переписку в третий, пятый, десятый раз. Набираю сообщение, состоящее из двух фраз,– пишу и стираю, пишу и стираю, пишу и стираю. А отправив, все равно удаляю, пока не прочитал.

Я говорю: яи не думаю, что ты уйдешь от жены. Я говорю: ну, понятное дело, это всего лишь курортный роман. Я говорю: ничего такого. Я говорю: конечно, мы больше никогда не встретимся.

Я гуглю: москва питер самолет. Я гуглю: питер аренда жилья. Я гуглю: питер стажировка журналист. Я гуглю: скорпион и телец совместимость.

Интернет обнадеживает: «Неугомонный Скорпион всю жизнь стремится к новым ощущениям и ярким событиям. И дня он не проживает без авантюр и приключений! Его утомляет обыденность. Бытовые проблемы навевают скуку, в то время как Тельцам жизненно необходимо спокойствие. При этом оба знака ужасно упрямые и никогда не смогут уступить друг другу, из-за чего постоянно будут возникать споры и скандалы».

Я думаю: ну да, точно. Вот тебе и новые ощущения (я), и яркие события (я), и авантюры (я), и приключения (я). А вот обыденность, бытовые проблемы, споры и скандалы (она).

* * *

Мы входим к тебе – тут пахнет мужиком, то есть солено и кисло одновременно. Соль – это твой пот, а кислое – запах склеенных стиркой, но так и оставленных в виде груды переваренных пельменей носков. Я оглядываю ребра старой батареи, на которой умильно сморщились разномастные тряпки. Оглядываю колтуны пыли в углах, прилипшие к столешнице липкие чашки, и мне не противно. Переговариваемся почему-то шепотом, будто залезли в чужой дом,– так интереснее. Ты раздеваешь меня заранее, сразу, в процессе не нравится – говоришь: лишняя возня. Воюешь с моей молнией на джинсах, и она, поупрямившись, сдается, но штаны с меня ты так и не снимаешь, и я сижу дурой, серединка на половинку, стесняясь нарочитого женского запаха.

Зажигаю свечу (ванильную, розовенькую, моя вещица на твоей обособленной территории). Я ставлю Morphine, ты со всей силы всаживаешь карандаш в бутылку. Штопор – ни простецкий, похожий на букву T, ни красивый, делающий ручками туда-сюда – мы до конца смены так и не купим, хотя и будем обещать это друг другу каждый день. А больше не обещать ничего.

Пробка, освободительно чпокнув, наконец проталкивается, вино выплескивается наружу, ты теряешься между сыроватыми подушками, бесполезным одеялом, освобожденным от колючего шерстяного нутра, и мной. Кружка глупо подпрыгивает на тумбочке в такт мне; ты зажимаешь рот рукой, и ничего не слышно уже, только стрекотание холодильника. Стены комнаты разлетаются в разные стороны, словно это всё кинопавильон, бутафория, коробка. И нет ничего, только я, ты и эта дурацкая, еженощно ябедничающая соседям кровать с пружинным дном.

Мы разливаем вино в стаканы для зубных щеток, а я думаю о том, что никогда наши щетки не будут стоять напротив друг дружки. Забрав стаканы из твоей ванной, я украдкой дышу на уголок зеркала и рисую там пальцем сердечко. Его же я оставляю на пыльном пузе старого телевизора, на твоей спине (ты все равно не заметил). Я открываю ежедневник, чтобы проверить, все ли успела за сегодня и что предстоит завтра. Я вычеркиваю дела в любимой манере: пять, с сильным нажатием, продольных линий, вертикальная плотная штриховка сверху – только так чувствую, что все закончено, только так. «График дежурств», «стикеры для газеты», «отдать карточки в медпункт», «300 р. Нике», «найти отрывок для клуба». Ты наблюдаешь за мной из кровати. Что там вычеркнула? Секс со мной? А на завтра запланировано? Вот придурок. Кидаю в тебя блокнотом. Он летит, кувыркаясь, пуская по воздуху чеки, фантики, засушенные листики.

На следующий день ты пошутишь, что вся твоя одежда пропахла моими духами, из-за чего тебе страшно возвращаться домой. Ты говоришь, что любишь мои духи и что по ним узнаешь, какими тропинками я сегодня ходила. У духов не будет шансов дожить до Москвы: яначну обливаться ими еще сильнее.

Я люблю тебя.

Но никогда этого не скажу.

Ведь стоит произнести вслух, как это станет правдой.